Можно ли сегодня разобраться, где правда, а где ложь вокруг фигуры Сталина и как в действительности ощущал себя человек и общество?

Начну с взаимного вопроса: а вы задумывались, почему несмотря на все правдоподобные ужасы, с помощью которых историки и политологи описывают российских диктаторов, самыми почитаемыми в народе были есть и будут Сталин и Иван Грозный? Народ ведь голосует за них, зная и про опричнину и про гулаг. А вот Курбского и Солженицына не любят почему-то. Хотя почему? Не так уж сильно они и ошибались. Причем не в принципе, а в математике - ну кто на самом деле точно подсчитает: три миллиона безвинно репрессированных полегло в сталинских застенках или триста тысяч? И все ли из них были невинны?

Мой дед, когда его спрашивали, почему он не обижается на Сталина за раскулачивание и ссылку, отвечал: совершеннолетний, а тем паче взрослый человек совсем невиновным быть не может. Где-то обязательно согрешил, а то и преступил закон неоднократно. Да, Сталин сажал. А как не сажать, если все мы - злодеи, грешники и преступники?

Не знаю, шутил он или нет, но кроме шуток - не злился. Наоборот, о Сталине при нем плохо нельзя было говорить - не допускал.

В детстве мне хотелось крикнуть: блин, дед, ты же чуть не умер. Почти-чуть-не-умерли твои братья и сестра. А он в ответ: мы б не победили без Сталина.

Я не жила в сталинскую эпоху, а больше мне спросить было не у кого. В любом случае, дедово "охранительное" отношение к тирану, сломавшему жизнь его семье, побудило меня много думать о том феномене, что западные специалисты называют "чисто русской привычкой к рабству", а я, помня деда (вот уж кто рабом не был никогда) полагаю, что под этим феноменом кроется мощный нравственный ум. Да, тот самый который за частностями может видеть что-то более важное, чем свои эгоизмы и алчности. Раньше в советское время это называли "умение ставить общественные интересы выше личных". И патриотизмом. Для деда ценнее Победы над фашистами не было ничего. Потому что он, рядовой РККА, своими глазами увидел украинский ад, - и душа болела за зверски убитых детей, женщин, всех мирных жителей. Там, проходя через сожженные деревни он нравственно страдал, невыносимо страдал. В лагере же для пересыльных страдало только тело: да он умирал от тифа, да, его выкинули в сугроб, посчитав мёртвым, да, его чудом спасла какая-то женщина на дровнях, да, затем, выздоровев, он что-то такое сделал, чтобы спасти семью. Но при этом все, кого он спасал, выжили и никто из выживших не вспоминал то время с обидой и скорбью. Все три брата воевали. Все вернулись домой израненными. Все говорили: время было такое, чего уж. А кто жилы не рвал? Но даже дед, изорвавший все жилы в сибирской ссылке для раскулаченных, не мог выдержать то, что увидел на украинской земле в 1943-44-м году.

Я только в зрелые годы научилась понимать эту житейскую дедову логику. Да и то не всегда.

Потому и не могу сделать вывод за всех людей - были те кто не смог простить. Те, у кого страдали самые близкие и любимые люди.

Потому и судить за всех не берусь. Мнение своего деда уважаю ибо считаю выстраданным. Возможно, я бы так не смогла на его месте.

Вообще известен факт: в истории нет периода, который удовлетворял бы всем критериям объективности. Мы мыслим историю через свои убеждения, взгляды на мир. Но это мы - те, кому повезло родиться позднее и схватить этот неоднозначный период целиком - можем думать о нем и с позиции конкретных людей и их жизненных драм, и в плане созданной тогда перспективы развития страны, ее достижений. А если бы не повезло? Если бы мы погибали в тех самых лагерях, Соловках - что бы мы думали о своей странной, немыслимой смерти? Что думал избитый в кровавое крошево Вавилов, что думал Флоренский, тело которого так и не нашли? Что думали десятки тысяч убиваемых людей, виновных лишь в том, что когда-то не то и не так сказали? Убеждали ли они себя перед расстрелом, как мой дед, - мы виновны уже потому только, что родились людьми. Знаете, убедить себя в этом мог только очень сильный человек. Тот, кто потом, в 1945-м вернулся домой израненный, после двух похоронок на себя, двух поминок по себе, вернулся с котомкой и без единого немецкого трофея. Ибо никогда ничего чужого не брал.

Все ли мы такие? Или не всегда?

Возможно, я не права, но дедовы убеждения близки мне. Он простил, он воевал, он защищал Отчество, а потом защищал память о Сталине от бесконечных разоблачений. А я какое имею право противостоять им, этим убеждениям? Может быть, и было бы у меня это право, если бы я прошла всё то, через что прошел мой дед. Но я не прошла. Потому именно его мнение, а не Солженицына, имеет для меня значение.

Но это не догма, естественно. Здесь каждый решает сам, помня своих предков и чтя их память.