Остывшие волны набухшее солнце пинают,
Багровые чайки кричат, по волнам семеня.
А я вспоминаю, ладони в огонь окуная,
А я вспоминаю того, кто не вспомнил меня.
А был ли я тем, за кого выдаёт меня слово,
А был ли я тот, за кого выдаёт меня взгляд.
И если моя обнажится, как берег, основа,
Не грянет ли ложью фальшивый насквозь звукоряд.
Я каюсь опять и, похоже, не каюсь для вида,
Вздымается сердце, как свежий волдырь от огня.
Простите же за нанесённые мною обиды,
Забыть, не забудьте, а тихо простите меня.
Сомненья души, опьяненной размахом пространства,
Где трудно достичь обозначенных кем-то вершин,
Порою, как ярость, суёт головою в шаманство,
Где блекнут глаза, и надежда, и ясность души.
И всё оскверняя мертвящим придушенным лаем,
Обиды, как чётки, на сальном шнурке теребя,
Я, словно младенца, обиды свои пеленаю,
Забыв ненароком, что я оскверняю себя.
Распались медузы в обмылках какого-то хлама,
Стегает о камень волну неуёмный прибой,
И словно насмешкой над крохотной жизненной драмой,
Очерченный солнцем встает горизонт голубой.
И. В. Сорин