Да — при том, что в какой-то степени Шукшин стоял вне этого движения. Для его прозы характерна позиция повествователя, стоящего одновременно в двух мирах, «деревенском» и «городском», и его самые известные тексты построены на столкновении этих миров, причём описаны они с равной долей иронии: «Срезал», «Чудик», «Печки-лавочки». Шукшин умел при этом создавать шедевры и изнутри одной позиции: «Как помирал старик», «Алеша Бесконвойный» с одной стороны, «До третьих петухов» — с другой.