Т.е. женщина представляет собой что-то вроде "большого фаллоса", "сундучка" для фаллосов поменьше, вроде тех же мужских фаллосов, животных, детей и прочих ценностей, которыми она себя обвешивает и окружает, стоит только поместить её в комфортные условия. В общем-то это и есть «мама».
Именно в этом смысле все объекты материнского желания равноценны, так что ребёнок в какой-то момент обнаруживает себя не исключением из этого правила и потому и решает заиметь такого рода фаллос, который придал бы ему особый статус и заставит его мать обращаться с ним не как со всеми остальными объектами в их доме, а как с носителем мужского достоинства. Этот позыв толкает будущую истеричку на поиск того, что делает отца отцом и на подбирание выпавшего из него достоинства - потому эта ситуация так двусмысленна, что здесь есть не только нотки "спасения", но и элемент игры в казино, когда ставки делаются ва-банк ради приобретения самого важного выигрыша на свете.
Потому когда отец оказывается опозорен на глазах девочки, которая уже питает
зависть к фаллосу, она подбирает молниеносно - этому предшествуют долгие теоретизирования о том, как бы "стать видимой" для матери в том смысле, в котором субъект мужского достоинства заставляет обращать на себя внимание, когда заходит в комнату, тем самым не позволяя обращаться с собой как с объектом, всем своим видом "требуя к себе уважения".
Именно в этом смысле теория всегда предшествует практике, но поскольку ребёнок всегда оказывается теоретиком очень плохим ровно по той причине, что его невроз ещё не развит и неудачных попыток было слишком мало, то она поспешно бросается пожирать выпавшую из отца падаль, пытаясь тем самым заполучить его "силу" - ровно по той же логике, по которой племена аборигенов пожирают сердца или другие органы побеждённых врагов. Т.е. здесь девочка не успевает понять, что выпавший отцовский фаллос представляет собой презренные помои, и потому "наедается дерьма", в итоге не только не обретая так страстно желаемого достоинства, но напротив, оказывается "замарана", заражена субстанциями падшего и утрачивает даже то достоинство "чистого объекта", каким она до этого была для матери.
В этом смысле ребёнок претерпевает кафкианский опыт Грегора Замзы, превращается в "омерзительное насекомое" и в силу своего нового статуса оборачивается для матери "презренной" стороной переходного объекта, к которому она вынужденно начинает испытывать отвращение. Тяжесть положения истеризованного ребёнка заключается в том, что мать не может его "отмыть", как она отмывает своих питомцев и другие свои сокровища, поскольку "мерзость" не только находится "внутри" его психики, но и самим ребёнком воспринимается как "сокровище", которое защищает его от материнского произвола.
Ребёнок же, будучи отравлен поднятыми нечистотами, прочитывает материнское отвращение к нему уже по-истерически, т.е. как нежелание признавать в нём "человека", - что происходит независимо от пола, т.к. обретение мужского достоинства здесь нужно и девочке и мальчику только для того, чтобы покинуть положение материнского анального объекта, о котором она "заботится". Примерно в этих координатах "холодной войны" с окружающими, которые "не желают проявить уважение", истерический невроз развивается до того, как субъект не начнёт замечать, что здесь "что-то не клеится" и не попробует свои неправильные установки "почистить".
Как правило при этом он попадает на уровень морализаторского подхода к проблеме, т.е. в психотерапию, где открывает новые горизонты своей "пограничности", так и не избавляясь от неё. Поскольку психотерапевтическая забота о пограничности истеризованного исходит из той же истерической возни с презренным объектом, то здесь ситуация замыкается, создавая ощущение "бесконечной работы над собой", по сути бессилия, которое требует постоянных оправданий, "поддержки" и взятой взаймы веры в успех.
Репетативные встречи с бессилием и разочарование в попытках обрести достоинство могут привести как к конспирологическому бреду, так и в анализ.
#истерия #отец #закон #сексуальность #фрейд