«Ленинградской школой» принято называть авторов, работавших на киностудии «Ленфильм» в конце 1970-х-1980-х годах. Строго говоря, термин «ленинградская школа» носит не научный, а публицистический характер. Кинокритики, в попытках осмыслить фирменный почерк ленфильмовцев, часто употребляли его на страницах прессы. Официальная критика обвиняла фильмы режиссеров в «мелкотемье и бытописательстве» - это и стало отправной точкой для попытки объединить таких разных мастеров как Алексей Герман, Илья Авербах, Семен Аранович, Динара Асанова. Теоретическая проблема заключалась в том, что помимо интереса к простому человеку, его обыденной жизни и экзистенциальному кризису, а также стремлению выразить идею фильма через пристальное внимание к мелким событиям, и, казалось бы, ничем не примечательным деталям, этих режиссеров ничего не объединяло. У «школы» не было ни манифеста, ни программы, ни лидера. Определяющим стал исключительно географический признак: исторически статус «второй столицы» позволял Ленинградским художникам чувствовать себя более свободно, чем режиссерам центральной киностудии СССР - «Мосфильм», при этом «Ленфильм» был оснащен гораздо лучше «периферийных» киностудий. Принято считать, что подобное особое положение студии всегда отличало картины «Ленфильма»: от группы ФЭКС с их эксцентрикой и смелым использованием исторических событий, утопленных в мифологии Петербурга до Геннадия Полоки, в 1960-х годах снявшего представление-буфф («Интервенция») на материале Гражданской войны.
Так художественные традиции киностудии и ее особое положение в системе советского кинопроизводства создали условия для появления «ленинградской школы». Следующее поколение режиссеров «Ленфильма» это только подтверждало. «Второй волной ленинградской школы» называют Александра Рогожкина, Сергея Снежкина, Валерия Огородникова, Константина Лопушанского и Сергея Овчарова. Эти авторы наследовали лучшие традиции «классической ленинградской школы», при этом адаптировав вольнодумство и иносказательность под формы, в которых нуждалось время: будь то фольклорная притча или эсхатологический кошмар.