Здравствуйте. При желании, любое искусство можно так обозначить, поскольку та или иная форма саморазрушения свойственна почти любому художнику. Хороший художник делает свое произведение буквально из себя. Много раз наблюдал это в жизни даже на людях, которых очень трудно заподозрить в саморазрушении, а их работы не менее трудно назвать передним краем искусства.
Но Вы имеете ввиду некие декларации, видимо.
Здесь тоже всё не очень просто. Маяковский, к примеру, много чего радикального декларировал, но далеко не всем своим декларациям соответствовал. Во всяком случае, всю жизнь.
Вагнер - наиболее полноценный продукт немецкого романтизма в музыке. Можно сказать, самый страстный обобщитель.
Настолько страстный, что довольно криво писал оркестровки, в сравнении со своими несколько менее романтическими современниками.
Не могу, конечно, доказать, но у меня есть большие подозрения, что главный источник его перманентного конфликта с Брамсом - вовсе не идеологические расхождения, а претензии последнего к качеству оркестровки первого. Благо, Германия подарила миру в девятнадцатом веке сразу двух образцовых оркестровщиков - Брамса и Малера. Первый обобщил все приемы, существовавшие до него, второй определил пути современной оркестровки.
По идее, оба (хоть Малер и является его последователем), на Вагнера как на оркестровщика, должны были смотреть сверху вниз. Плюс его характер. Так, вероятно, и было.
Он просто не успевал корпеть над оркестровкой. Масштаб идей не позволял. Хоть как-то зафиксировать - уже достижение. Плюс новый взгляд на гармонию (это уже годы работы и отдельная профессия), плюс революционные преобразования в опере, да и вообще в эстетике. Оркестровка в этом случае не очень-то и важна. Он очень многое изменил в составе оркестра, но, как мне кажется, ему не хватило ресурса довести до ума все эти нововведения. Научиться для них писать совершенно.
Брамс многое делал из небольших, ежедневных, обычных событий, возводя их до романтического обобщения с невероятным эмоциональным накалом. Звук был критически важен.
Вагнер - никогда. Только мировая катастрофа, не меньше. Нюансы в таком масштабе можно и опустить.
Он действительно в этом жил.
В Валькирий он вряд ли верил, но безусловно верил в то, что германский фольклор - единственная база для объединения немецкого мира, веками пребывавшего в раздробленности. Да, Германия объединилась юридически, но ментальные разночтения были, иной раз, и более глубокими, чем между русскими и поляками.
Над выработкой общегерманских ценностей трудились лучшие немецкие умы в течение всего девятнадцатого века. Начиная с братьев Гримм.
Если французский романтизм в большой степени просто романтизм, то немецкий преследовал очень конкретную цель - найти общие для всех немцев ценности. Иногда интуитивно, иногда осознанно. Более-менее рядовые немцы тоже не сидели сложа руки, и активно потребляли продукцию своих гуманитариев в диком количестве литературных кружков, добавляя, по мере сил, к произведениям классиков и свои попытки разной степени скромности. Вся Германия читала друг другу стихи, реже пела песни.
И по мере всех этих совместных усилий постепенно выяснилось, что общие ценности надо искать в дохристианской истории германских племен. Христианство, с одной стороны было слишком актуально на тот момент, с другой, слишком по-разному трактовалось в разных областях. Пришлось двигаться дальше во времени, пока не упёрлись в древнегерманскую, в частности, древнескандинавскую мифологию, которая, наконец, устроила более-менее всех.
Вагнер был одной из самых ключевых фигур, отстаивавших этот тезис. И человеком, сделавшим для реализации этой идеи, наверное, больше, чем кто-либо другой.
Он был достаточно агрессивным человеком, но это больше касалось отстаивания своей позиции, а не её содержания.
Его очень впечатлил германский эпос, да и вообще всякая мистика, пересекающаяся с древнегерманскими ценностями, но ничего лишнего он в эти истории не вносил.
Даже попытки как-то поженить языческие представления и христианство он делал без лишних конструктов.
Самая известная из них - "Летучий Голландец". Он не придумал новую историю на основе старой (или не заставил это сделать другого либретиста), как это сплошь да рядом делается сейчас, а взял один из уже существовавших вариантов этой легенды, причём в преломлении Гейне. То есть, в сугубо христианском контексте. И почти ничего в нем не изменил. Только адаптировал к опере.
Мне кажется, он сделал это неспроста. Мы привыкли считать канонической литературную версию легенды, имеющую точную дату появления - 1839 год.
Однако, тот же сюжет, немного в другом антураже, встречается у Гауфа несколько раньше.
Кое-какие детали канонических литературных версий легенды указывают на куда более древнее её происхождение. В фольклоре многих народов самых разных стран и континентов есть очень близкие сюжеты.
Наконец, аналогичное судно описано в скандинавской мифологии.
И последний пункт уже очень существенен. Вагнер опирался как раз на скандинавские и другие древнегерманские мифы. То есть знал о них всё, что можно было знать на тот момент. Знал настолько хорошо, что именно его и считают главным проводником этих мифов в современный мир. И считают отнюдь не безосновательно.
И тем не менее, он не делает никаких попыток связать вполне современную легенду о летучем голландце с её очевидным предком из скандинавских легенд. К тому же, в скандинавских легендах мертвое судно куда сочнее выписано. Не хуже Нибелунгов.
Казалось бы, решение прямо под рукой: берём максимум от скандинавов, от современных европейцев оставляем только то, что минимально привязывает сюжет к текущему времени, и получаем мега-историю, просто бомбу, с гарантией успеха. И не просто бомбу на один сезон, а даже более фундаментальную, чем реальная опера "Летучий Голландец".
Но он этого не делает. Понятно, его самого уже не спросишь, но мне кажется, он интуитивно понимал, что надо как-то привести в соответствие этику язычества и этику христианства. И все это в контексте идеи духовного объединения немцев. Те самые скрепы, только не от лица бенефициаров процессов разной степени мутности, а совершенно бескорыстно и искренне. Исходя из реальной необходимости.
Выше упоминались рекордные количества литературных кружков в Германии девятнадцатого века.
Из одного такого литературного кружка много позже произросла всем известная организация под названием СС. Кружок не повлиял на эту организацию, она непосредственно выросла из литературных посиделок.
Одной из главных, но очень плохо изученных её особенностей был глубокий мистицизм. Есть несколько монографий и пара популярных книг, затрагивающих этот аспект немецкого фашизма. Но на фоне всех прочих исследований этот аспект безнадежно теряется.
А между тем, он представляется мне крайне важным. Помимо всего прочего, немецкая версия нацизма была, в духовном плане, попыткой реализовать этику язычества в современном обществе. Не адаптировать, а реализовать поперек всего. Ни одно значимое общественное движение первой половины двадцатого века не заходило настолько далеко в мистицизме и ретроградности.
Хоть на пряжках ремней немецких солдат и было написано "got mit uns", для нацистской верхушки и рядового солдата речь шла о совершенно разных богах.
Рядовые, в массе своей, имели ввиду христианского бога (это совершенно не означает, что они собирались за ним идти, речь только об ассоциации), верхушка - Одина, Тора и и.д.
Да, в войсках были штатные капелланы. Но планов оставлять какое-либо христианское духовенство хоть минутой дольше самого необходимого минимума, у лидеров нацистской Германии совершенно точно не было. Они воспринимали капелланов и вообще духовенство как вынужденную необходимость переходного периода.
Переходного периода к восстановлению древнегерманские ценностей в условиях современной экономики. То есть, к язычеству.
Естественно, ответ на вопрос о Вагнере не то место, где можно затронуть тему отношений немецкой армии, включая и большинство капелланов, с христианством. Каким образом в их головах укладывались военные преступления и догматы христианства. Что говорили себе капелланы на массовых отпущениях грехов после совершения этих преступлений, которые проводились в Вермахте еженедельно.
Но кое-что упомянуть стоит. Во-первых, солдаты, особенно молодые, в большинстве своём, ни во что капелланов не ставили. Критиковали христианство, правда, с чисто националистических и рационалистических позиций, а не с позиций альтернативной веры, но пятнадцать лет пропаганды нацистов свое дело сделали. Был подорван не авторитет только священников, а христианской веры как таковой.
Во-вторых, сами капелланы из кожи вон лезли, чтобы доказать партийному руководству свою преданность нацизму и лично Гитлеру. Опять же, в большинстве. При этом никаких противоречий в своих взглядах не видели.
Попасть на должность капеллана было совсем не просто. И штатное расписание сократили в четыре раза, и отбирали только специфический контингент. Не брали ни откровенных христиан, ни откровенных нацистов. Задача была в том, чтобы благополучно победить в войне без лишних поводов для бунта. Служба безопасности очень ответственно подходила к этому вопросу.
В войсках СС, за исключением одного иностранного соединения, капелланы не предусматривались как класс. Да и на пряжках у них упоминаний о боге не было. Упоминаю об этом как о прекрасной иллюстрации реального воплощения в жизнь одной из версий немецкого романтизма. Результаты всего семи лет практики. Вы верите, что таких успехов можно достичь с целым народом за каких-то жалких семь лет? Я нет. Это более века целенаправленного идеологического строительства, непосредственным участником которого, и очень значимой фигурой, был Р. Вагнер. Весь нюанс лишь в том, что к тридцатым годам двадцатого века всё ещё существовали несколько версий немецкого романтизма. Не литературных или живописных, а реальных. То, как литература, живопись, музыка и многие другие гуманитарные области и понятия преломились в головах живых и настоящих немцев. На всякий случай оговорюсь, что создание нового немецкого мировоззрения было встречным процессом. Не гуманитарии воздействовали на неокрепшие умы бюргеров, а происходил очень плотный диалог всех немцев со своими гуманитариями, аналогов которого и не найти, пожалуй, в истории народов. Настолько тесного диалога, где общество включено в процесс формирования собственного мировоззрения, в том числе, эстетического, настолько прямо и активно, а главное, настолько серьезно, дружно и организовано, припомнить не могу.
Так или иначе, к тридцатым годам версий всё ещё было несколько, несмотря на самые жестокие жизненные обстоятельства тогдашней Германии, а после тридцать третьего года осталась только одна.
Символика, дизайн, риторика нацистов указывает на то, что их отношения с древнегерманским язычеством не были игрой в его реставрацию. Это была реальная попытка реставрации. И очень, очень серьезная. Ещё и предельно экзальтированная. Если помните, в известном фильме "мистер Питкин в тылу врага" есть очень смешная сцена, где немецкий офицер собирается слиться в экстазе с весьма аппетитной блондинкой. Если не смотрели, спойлер - сливаться а экстазе они собираются, исполняя дуэтом как раз, кстати, Вагнера.
Сцена смешна как раз потому, что, в известной степени списана с жизни. Не очень сильно покопавшись в душе почти любого молодого немецкого офицера того времени, вы примерно такие представления об экстазе и нашли бы. Только уже без шуток.
Именно поэтому Третий Рейх и провалился с таким треском. И провалился бы в любом случае, даже без войны с нами и всем миром. Языческая этика просто не может сосуществовать с современной экономикой. Слишком разные миры.
В немецком нацизме был исходно заложен его скорый конец. Даже не в силу его крайней жестокости и гордыни, а просто в силу попытки реставрировать давно не работающую этическую систему.
Мало того, пытаясь на каждом шагу и до самых последних минут существования Третьего Рейха сохранить её не в реальном виде, а в её романтической реинкарнации имени Вагнера.
Итак, что мы имеем.
С одной стороны человек, который дал вторую жизнь древнегерманским мифам, и благополучной жизни связанной с ними эстетики по сию пору. Рихард Вагнер.
С другой - группа людей, во главе с Адольфом Гитлером, которая попыталась воскресить эти мифы буквально. Во плоти. Не на театральной сцене, а в жизни.
Естественно, вторая группа первым делом нарисовала на своих знаменах имя Вагнера. По другому и быть не могло. И было бы так же в любой стране, случись в ней такая же последовательность событий и такая же группа лиц.
С группой всё ясно, и уже давно. Нет, не всё и не всем, судя по непрекращающимся попыткам возродить, оправдать и повторить. Тут ещё, видимо, большая работа предстоит.
Но главное ясно. На какой бы древней мифологии подобная группа не базируйся, как ни подавай свои идеи в риторическом плане, чем кончится её деятельность, и кто будет считать деньги, а кто убытки и убитых, заранее понятно.
Ваш вопрос, по сути, сводится к тому, а как бы сам Вагнер отнёсся бы к деятельности А. Гитлера и Ко?
Слова "Вагнер" и "Разрушение" стоят рядом и плотно связаны друг с другом в общественном сознании в первую очередь потому, что Вагнер был главным композитором гитлеровской Германии. Важно понимать, что согласия на это никто у него не спрашивал. Поэтому ключевой вопрос в том, а что было бы, если бы спросили?
Не знаю. Но думаю, пришлось бы его изолировать, чтобы не мешал гнуть линию партии. А учитывая его довольно буйный нрав, могло и до концлагеря с соответствующим развенчанием дело дойти.
Есть две версии немецкого романтизма. Венцом одной стал, в том числе, Вагнер, венцами другой - Розенберг и Гитлер.
На мой взгляд, Вагнер подходил к идее объединения Германии и участию в этом процессе древнегерманских представлений как таковых, и мифов в частности, куда реалистичнее, чем Гитлер. Интуиция с самого начала подсказала ему, что просто калька с эпоса, как бы он лично ни был под впечатлением, как бы ни жил буквально внутри этого мифа, невозможна. Надо наводить мостки с современной жизнью, врастать, менять, пересекать, а не просто адаптировать и вводить минимальные поправки по мере необходимости. И это совсем непросто сделать, даже если ограничить себя только рамками искусства.
Розенбергу ничего подобного интуиция не подсказала. Он полагал, что ничего особо адаптировать не придётся. Ввести кое-какие поправки, но в общем и целом, оставить всё как было в древности. Точнее так, как было в древности по представлениям тех романтиков, которые нравились лично г-ну Розенбергу.
Поэтому получилось то, что получилось.
Удивительным образом, романтизм Вагнера при всей его вроде бы полной оторванности от жизни, оказался намного более живучим, чем романтизм Розенберга и Гитлера, при всем его несомненном прагматизме.
Сопоставьте этих людей. Мне кажется, несмотря на весь свой антисемитизм, Вагнер не стал бы мириться с такой версией объединения Германии, и особенно с такой версией немецкого романтизма.
Что касается вагнеровской школы, то официальный термин "вагнеровская школа" относится к исполнителям, а не к композиторам, как можно понять из текста Вашего вопроса.
Если речь о них, то исполнительское искусство, в отличие от композиторского, слишком погружено в социум, чтобы позволить себе ту же степень радикализма, какую могут позволить авторы. Да и то, далеко не все.
А если речь о композиторах, то вот, к примеру, упоминавшийся выше Густав Малер считается последователем Вагнера.
С какой стороны он разрушитель?
Или, допустим, Дебюсси, Корсаков, Рихард Штраус?
И Малер, и Вагнер были созидателями. Они строили (и прямо скажем, Вагнеру было что строить).
В этом их главное отличие от Розенберга и Гитлера, которые, несмотря на все бла-бла-бла, по настоящему думали только о разрушении, а о созидании только абстрактно.
Или конкретно, но ровно в тех пределах, которые необходимы, чтобы качественно разрушить. Жидомасонов, коммунистов, всех, кто встанет на пути.
По моему, ответ очевиден.