Почему некоторые заявляют, что страны исповедующие православие всегда неразвитые и отсталые? Они хоть знают, что Византия в своё время была самой богатой и могущественной страной Европы?

во первых византология - сложная дисциплина и предмет её изучения (Византия) предмет не однозначный, сложный, исторически растянутый на более 1000 лет, в которые были разные периоды и "контексты" её существования  и главное то, что она все таки "пала" и это падение зафиксировано в том числе и в концепции Московитского царства - два Рима пали и т.д. 

Что касается утверждений о том, что православие ответственно за то, что происходит исторически на Руси говорит реальность жизни, статистика и фактология. Причем ряд известных историков, философов и мыслителей придерживается именно этой точки зрения:

Василий Ключевский писал в 1898 году, что "…Вместе с великими благами, какие принесло нам византийское влияние, мы вынесли из него и один большой недостаток. Источником этого недостатка было одно - излишество самого влияния. Целые века греческие, а за ними и русские пастыри и книги приучали нас веровать, во все веровать и всему веровать. Это было очень хорошо, потому что в том возрасте, какой мы переживали в те века, вера - единственная сила, которая могла создать сносное нравственное общежитие. Но не хорошо было то, что при этом нам запрещали размышлять, - и это было нехорошо больше всего потому, что мы тогда и без того не имели охоты к этому занятию. Нам указывали на соблазны мысли прежде, чем она стала соблазнять нас, предостерегали от злоупотребления ею, когда мы еще не знали, как следует употреблять ее... Нам твердили: веруй, но не умствуй. Мы стали бояться мысли, как греха, пытливого разума, как соблазнителя, раньше чем умели мыслить, чем пробудилась у нас пытливость. Потому, когда мы встретились с чужой мыслью, мы ее принимали на веру. Вышло, что научные истины мы превращали в догматы, научные авторитеты становились для нас фетишами, храм наук сделался для нас капищем научных суеверий и предрассудков. Мы вольнодумничали по-старообрядчески, вольтерьянствовали по-аввакумовски. Как старообрядцы из-за церковного обряда разорвали с церковью, так мы из-за непонятного научного тезиса готовы были разрывать с наукой. Менялось содержание мысли, но метод мышления оставался прежний. Под византийским влиянием мы были холопы чужой веры, под западно-европейским стали холопами чужой мысли. (Мысль без морали - недомыслие; мораль без мысли - фанатизм) (В.О. Ключевский "Неопубликованные произведения. Верование и мышление", 1898г.)

Разлагаясь, умирая, Византия нашептала  России все свои предсмертные ярости и стоны и завещала крепко их хранить России. А та очаровалась этими предсмертными вздохами, приняла их в своё детское сердце и дала умирающему клятву хранить в сердце чувство смертельной ненависти к западным племенам, более счастливым по их исторической судьбе. (В. Розанов)

русские вошли вслед за Византией в тихий исторический затон, недоступный волнениям и оживлению. В то время, как они пребывали в этом затоне,  западноевропейские народы вели совсем иную духовную и практическую жизнь. Они двигались за кораблем Рима и вступили в океан необозримого движения, где был избыток опасностей и всевозможного неблагообразия.  Однако, одновременно они окунулись и в атмосферу творчества, поэзии, философии. Так образовались значительные психологические, метафизические и прочие отличия России от Запада. Возникли различия между тишиной и движением, созерцательностью и работой, страдальческим терпением и активной борьбой со злом. Таким образом, византизм отделил Россию от Запада, стал главным препятствием на пути интеграции России в мировое цивилизованное сообщество. (В. Розанов)

Непомерная скованность церкви прошлым, её пленённость традициями, зажатость окаменевшим стилем, ставшим предметом чуть ли не идолопоклонства.  Она сотворила себе кумира из мертвой Византии и поклонилась ему. Возникло «романтическое православие» с его «литургическим слепым консерватизмом», культом прошлого и внешнего (бород, ряс и проч.) «богословской возней» почти исключительно с отцами церкви, ненависть к современному миру. Всё это придало православию вид «внутреннего гетто». (А. Шмеман)

Россию роднят с Византией две характерные черты  психологическая и политическая. Первая  это убежденность в том, что она всегда права, а вторая  это институты тоталитарной государственности. (А. Тойнби)

Злой дух, демон «византийского тоталитарного государства» подавлял все порывы к творчеству, все стремления к обновлению  светской и церковной жизни, и в конце концов сделал всё, чтобы византийская цивилизация была уничтожена. (А. Тойнби)

Языческое государство, унаследованное византийскими императорами от римских цезарей, так и не сумело подняться до высот христианского царства. Более того, сама идея христианского царства была принижена ими до уровня самодовлеющей языческой государственности. Вместо самодержавия христианской совести, пребывающей в согласии с волей Божией, утвердилось самодержавие человеческого произвола как суммы частных произволов. (Вл. Соловьев)

После принятия Русью константинопольского православия византийская специфика превратилась в «варварскую отметину» на духовном облике и социальном теле российской цивилизации. (А. Тойнби)

Помяловский передает суть принципа деспотического воспитания через любимый афоризм инспектора семинарии: «Если ты стоишь, а начальство говорит тебе, что ты сидишь, значит, ты сидишь, а не стоишь». Подобное воспитание, подавляющее свободу и индивидуальность, оказывало неизгладимо губительное воздействие на тех, кто после бурсы становились обладателями духовного звания. Оно было далеко от истинной дисциплинированности и проявлялось в склонностях к рабскому повиновению вышестоящим, в привычке выполнять их, зачастую, не всегда этически оправданные требования. Эта рабская ментальность вполне соответствовала общему состоянию полной зависимости Церкви от государства и от власти его чиновников. Поэтому описанная Помяловским система подавления личности, при всей ее невообразимой дикости, не подвергалась реформированию. Секрет ее устойчивости, укорененности был прост: она тиражировала именно тот тип церковного служителя, который был удобен и Церкви, и государству. То, что она одновременно насыщала юные души отрицательным опытом, губила многие из них, заставляла их охладеть к духовному званию, производила будущих нигилистов, радикалов и узурпаторов — от Добролюбова и Чернышевского до Джугашвили (Сталина), мало кого тревожило. Таким образом, получалось, что ни внешние, ни внутренние церковно-образовательные структуры православия не гарантировали защиту личности воспитанника от влияния деструктивных умонастроений. А это все свидетельствовало о глубоком внутреннем неблагполучии Церкви, стоящей на позициях византизма.