Почему именно Пушкин стал лицом русской литературы?

Доброго времени суток. Задавалась этим вопросом ещё будучи студенткой филологического факультета, хотя с филологией свою жизнь не связала. Для себя сделала вывод (который, впрочем, здесь в ответах уже появлялся), что Пушкин в языке действительно совершил прорыв, и понять это возможно, последовательно читая стихотворные произведения, допустим, Тредиаковского, затем Ломоносова, Державина, и даже ранний Пушкин ещё такой же тяжеловесный, как Державин, все ещё с примесью церковнославянского языка. И потом как-то вдруг, внезапно откуда-то рождаются Пушкиным, выстраиваются в понятные, легкие стихотворные фразы, в которых и юмор, и изящество, и внимательность, и живость. И ты читаешь, и удивляешься: вот как, как это ему удалось, начать писать так легко, так потрясающе живописно, когда все вокруг, живущие одновременно с ним, по-прежнему продолжали продираться сквозь эту тяжеловесность, и потом читаешь, к примеру, Баратынского, Жуковского и даже Лермонтова и, думаешь, все-таки, нет, никто до его лёгкости и владения словом не дотягивает, хотя, несомненно, учились у него этому. И вот тогда возникает какое-то потрясение, думаешь: как, как это возможно? Это гений? Это открытие в поэзии? Ни на кого не смотреть, ничего не бояться, ни на кого не ориентироваться, сделать речь такой, на которой будут писать и говорить потом ещё несколько поколений: живой, объёмной, точной, чёткой, лёгкой, безупречно выстроенной и одновременно как будто не выстроенной вовсе, как будто не стихи, а просто, он так думал, и так говорил, и так писал. Он был и вправду первым, и все остальные словно вытекли из него, и сейчас уже превзошли, конечно, но он - все равно исток. Не удивительно, что Пушкин стал "нашим всё " ещё, можно сказать, при жизни. Это сейчас, через два века мы задаемся вопросом, что ж в его поэзии особенного, поскольку мы уже два века на этом, им фактически преобразованном языке говорим и пишем, это сейчас мы уже не можем видеть того резкого скачка, который он совершил, не ознакомившись предварительно с текстами его предшественников, а тогда, в его время это было для всех очевидно.