Что Егор Летов хотел сказать «Своей Обороной»?

"Моя оборона" задаёт пласт, на котором вообще происходит сопротивление.

Сопротивление происходит не между правыми и левыми, панками и люберами, неформалами и наци и т.д. — оно проиходит между настоящим и ненастоящим, при подавляющем численном превосходстве ненастоящего. Именно поэтому это не битва во чистом поле, а оборона — укрытие того, что имеет смысл защищать, от победившего пластмассового всего.

Эта оборона — смешна. Она маленькая и слабая. Ни в одной строчке не утверждается хотя бы какая-то значительность её присутствия в мире, кроме как по самому факту. Она настолько оттеснена, что никакого разговора о прорыве и контратаке даже не имеет смысла вести — да и как бы, никому это нафиг не нужно. Мячик уже заранее траурный.

Но как бы и хуй с ним. Пусть она будет смешной и маленькой — но то, что она существует, доказывает, что объект её защиты — абсолютный праздник существования, то, зачем люди пишут стихи, лезут в горы, жрут ЛСД и выходят на баррикады — оно существует тоже. Даже из самой пластмассовой точки можно увидеть его проявления — в чём-то солнечном, детском, небесном, непроходящем.

И это не оборона "нас" против "них". Она совершенно личная. Не на уровне пошлых клише с психологических тренингов — иди за своей звездой, юзернейм — а на уровне личных и почти всегда одиночных усилий, каждый день, до самой смерти — за траурный мячик нелепого мира, да. А вы чего ждали, бессмертных лошадей и бронзовые доспехи?

Потом конечно вся эта схема была Летовым в достаточной степени опрокинута, но это было потом. Чтобы увидеть её опрокинутой — до этого ещё сначала дожить надо. А в 89-м году, на одном альбоме с "Заговором" и "Здорово и вечно" — было вот так.