Восприятие искусства крайне субъективно, поэтому любая критика пристрастна и не имеет ценности для читателя. Согласны с этим?

Искусства полны оценочных суждений, но не для всех это выглядит чем-то проблематичным.

В профессиональной среде последние серьёзные обсуждения на этот счёт прошли ещё при жизни Раскина примерно в 1890-х, и даже не о субъективности как таковой, а о сугубо локальных трениях внутри позднеромантического канона (напомню также, что большую часть истории искусство не считалось чем-то субъективным в принципе). Если взглянуть на лит. теорию последних ста с лишним лет — Гадамер, Шкловски, New Criticism, Лео Штраус, Деррида и т.д. — субъективность учитывается как часть герменевтики, но в целом всем как бы похер.

Вы также не найдёте системного обсуждения субъективности среди самих литераторов (многие из которых писали критику: Гёте, Мольер, Стендаль, Брехт, Набоков, Элиот, тысячи их). Люди отстаивают свои мнения и эстетические стратегии, но сам факт этих разногласий по-видимому не волновал никого настолько чтобы обсудить его на бумаге, тем более ставить под вопрос целесообразность целых художественных дисциплин.

Проблема субъективности занимает почти исключительно любителей и людей, не занятых искусством напрямую. Из неё часто делаются непропорциональные выводы, от глубокого скепсиса в отношении любого признанного искусства, до отрицания любого анализа, и в экстремальных случаях до клиники.

Так и в чём причина этой дистанции?

Я регулярно сталкиваюсь с абсолютно бредовыми искусствоведческими заключениями (А), когда проходные любительские работы сравниваются с какой-нибудь незыблемой классикой — тексты, написанные за деньги, по знакомству или безо всякой квалификации. Я также регулярно встречаю ужасные галерейные пресс-релизы (В) — не демонстрирующие обмана как такового, но просто бессодержательные, потому что они сводятся к составленному в целые предложения списку ключевых слов.

Наконец, я читаю достаточно много критики разного уровня: простые тексты для массового потребления вроде выставочных отчётов в Newyorker'е (С), и сугубо литературоведческие исследования вроде эссе Дерриды о Целане или чьей-нибудь диссертации об эссе Дерриды о Целане (D).

Тексты А бывают похожи на С. Тексты С бывают похожи на В. Тексты В бывают похожи на D. Тексты D бывают похожи на А. Но они все тем не менее являются четырьмя разными, непересекающимися явлениями. Они также содержат реальную ценность, доступную любому человеку, привычному к тому, как они пишутся.

К примеру, все четыре типа текстов могут проводить аналогию с античным искусством, и во всех четырёх случаях это будет иметь разный смысл:

• Текст А — делает бессмысленный жест, предполагая, что он не будет иметь никаких последствий, ни для работы, ни для читателя;

• Текст В — намекает, что художник закончил магистратуру и будет продолжать писать 10-12 картин в год;

• Текст С — помогает читателю решить, на какую из тридцати только что открывшихся выставок ему стоит потратить время;

• Текст D — говорит, что личная авторская поэтика связана с античностью в силу формальных/структурных/исторических параллелей.

Человек в теме определит эти интенции и стоящий за ними месседж.

Человек не в теме не обязательно их различит. Он может категоризировать все четыре текста как "мнения" потому что это единственное, что он в них видит, и приводить их в пример того, как критики пускают читателю пыль в глаза, но это фактически неверно: читатель не был обманут. Мы получили именно те сведения, которые нам нужны.

И кроме того, совершенно не важно, что эссе Дерриды о Целане является его мнением. Оно интересно как мнение. Оно интересно как пример рецепции Целана, и интересно как сочинение Дерриды: это три разных ценности из одного текста. Так же как пресс-релиз может быть интересен как маркер галерейной стратегии, а палёное заключение искусствоведа как пример того, на что обычно ведутся одержимые величием граждане (как и при Раскине, на классицизм).

Поэтому людям, сомневающимся, стоит ли им читать критику — стоит почитать критику. И хорошую, и проплаченную, и проходную, и абсолютно упоротую. Посмотреть, как слова работают, научиться отделять сигнал от шума.

Этому можно научиться, читая критику.

Этому нельзя научиться, её не читая.