По легенде, именно нежась в постели и наблюдая за мухой на потолке, Декарт, обычно встававший рано, придумал оси «X» и «Y», которые составляют систему координат и отравляют сегодня жизнь столь многим школьникам, бессонными ночами зубрящим ее свойства. Выдающиеся открытия в науке и величайшие произведения искусства — словом, многие гениальные идеи в истории — не всегда оказываются результатом ревностного, упорного труда. Скорее, внезапные вспышки вдохновения или, иначе, ага-реакции доносятся до нас, по изящному выражению Рильке, как «последние отзвуки мощной волны, которая зарождается в нас в период лености». Похоже, тому есть нейрофизиологическое объяснение.
Рильке и не догадывался, сколь точной окажется его метафора «отзвуков» в нейрофизиологии почти век спустя. Как мы убедимся, нейронные ансамбли в мозге буквально вибрируют, даже когда мы ничего не делаем. По сути, некоторые группы нейронов в «узлах» многочисленных сетей нашего мозга работают интенсивнее, когда мы отдыхаем. Это недавнее открытие, насколько я знаю, еще не получило широкую известность. Моя книга побуждает читателей принимать идею отзвуков всерьез и использовать нейронауку в качестве важного повода, чтобы не напрягаться. Один из величайших парадоксов современной жизни заключается в том, что технологии, при всех их преимуществах, в действительности забирают у нас досуг. Теперь мы на связи 24 часа в сутки и 7 дней в неделю. Праздность стала анахронизмом.
«Сеть состояния покоя», или «сеть пассивного режима работы мозга», была открыта неврологом Маркусом Райхлом из Университета Вашингтона в Сент-Луисе в 2001 году. Эта сеть включается, когда мы бездействуем. Райхл заметил, что, когда участники его экспериментов лежали в томографе и выполняли сложные задания на мышление, активность некоторых участков мозга снижалась. Он удивился, ведь раньше считалось, что во время познавательных задач активность мозга должна лишь нарастать относительно других заданий или «базового уровня». И Райхл решил изучить, как ведет себя мозг между экспериментальными заданиями. Исследователь обнаружил особую сеть, активность которой увеличивалась, когда люди «отключались» от внешнего мира. Когда нужно выполнить скучное задание в эксперименте с фМРТ (функциональной магнитно-резонансной томографией), например, запомнить список слов, некоторые зоны мозга становятся более активными, а другие — менее. Тут нет ничего необычного. Однако если человек просто лежит в томографе, закрыв глаза или уставившись в экран, мозговая деятельность не снижается. Просто зоны активности меняются местами. Та, что подавляется во время заданий, включается при отдыхе. Это сеть состояния покоя. С тех пор были опубликованы сотни статей по исследованиям мозговой активности во время отдыха. Открытие сети пассивного режима работы мозга вызвало много восторгов и споров.
Многие области мозга выполняют строго определенные функции. Например, зрительная кора обрабатывает зрительную информацию, а миндалевидное тело дает сигналы опасности и помогает нам решить, бежать или сражаться. Сеть состояния покоя предназначена для того времени, когда мозгу не нужно волноваться о грабителе или приложениях iPhone. В отсутствие каких-либо дел сеть состояния покоя включается и начинает болтать сама с собой (т.е., с вами). Она обладает устойчивым мозговым субстратом с незначительными индивидуальными вариациями. Сеть состояния покоя отвечает за витание в облаках, или мечты. Она активна, когда вы нежитесь на травке в солнечный полдень, прикрываете глаза или смотрите в окно на работе (если вам повезло, и у вас на работе есть окно). Что самое любопытное, ускользающие моменты вдохновения возникают гораздо чаще у людей, которые дают своим сетям состояния покоя возможность вибрировать.
Идею о сети состояния покоя трудно принять многим психологам и нейрофизиологам, ведь фундаментальная посылка нейропсихологии мышления состоит в том, что, если не стимулировать мозг внешним сигналом, любая фиксируемая мозговая активность — всего лишь шум. Как может существовать устойчивая мозговая сеть для безделья? Сейчас между психологией и нейробиологией ведется спор о значении сети пассивного режима работы мозга. Многие психологи считают мозг преимущественно рефлекторной структурой, которая лишь отвечает на текущие требования среды.
Поэтому некоторые ученые убеждены, что изучать мозг в покое — бесполезная трата времени. Есть и еще более радикальная позиция: мозг отвечает на внешние события с так называемого «базового уровня». Иными словами, то, что наш мозг делает, пока мы бездельничаем, не может интересовать науку: если мы бездействуем, то и наш мозг тоже. Есть много причин, почему эти взгляды все еще трудно опровергнуть, и одна из наиболее важных — удобство допущения, что все, что случается вне тщательно контролируемого эксперимента, — лишь шум, который ученый может благополучно не замечать. Другая причина заключается в том, что большинство психологов и нейробиологов сопротивляются идеям о деятельности мозга, которые возникли вне их научных сфер. А сеть пассивного режима работы мозга идеально вписывается в так называемую теорию сложности, к которой мы вернемся в главе 5.
Но, похоже, мозг вовсе не ждет очередной стимуляции. Скорее, он постоянно и спонтанно активен. Он поддерживает работоспособное состояние, объясняет, отвечает, предсказывает. По сути, мозг использует больше сил для спонтанной, внутренней деятельности, чем для выполнения специфических задач, таких как помножить восемь на семь или заполнить ячейки в электронной таблице. По мнению известного нейрофизиолога Дьердя Бужаки, профессора Ратджерского центра молекулярной и поведенческой нейрофизиологии, мозговая деятельность в основном порождается изнутри. Внешние стимулы обычно вызывают лишь незначительные отклонения от внутренне контролируемой программы. Не поймите превратно: внешние воздействия крайне важны для здорового развития мозга. Мозг не может развиваться в изоляции, ему нужна «калибровка» внешним миром — через опыт. И, тем не менее, мозг как сложная система поддерживает баланс, создавая нейронные сети самостоятельно. Я уже говорил, что теории, на которых основываются эти модели работы мозга, возникли за пределами психологии и нейрофизиологии, а именно в науке о сложных системах и в физике. Мы только начинаем понимать, что в действительности означает спонтанная активность мозга. Мы узнаем больше о состоянии покоя и его роли в творчестве в главах 2 и 6.
Однако выходит, что восприятиям, воспоминаниям, ассоциациям и мыслям необходим покой, чтобы они смогли совершить путешествие по мозгу и создать новые связи. Восточные традиции учитывают это в медитативных практиках вот уже тысячи лет. В буддизме монахи учатся умиротворению. Но западное общество внушает нам, что каждый миг должен быть наполнен активностью. В самом деле, в США быть максимально занятым — чуть ли не нравственный долг. Я постараюсь показать, что для определенных операций, которые так любит наш мозг (например, для творческих надсистемных решений), нам самим нужно приложить совсем немного усилий.
Когда наш мозг попадает под обстрел таких стимулов как письма по электронной почте, телефонные звонки, текстовые сообщения, обновления Facebook, поручения, разъезды, разговоры с начальством, списки необходимых дел и прочая, он занят тем, что нейрофизиолог Скотт Макейг, глава Центра нейроинформатики Сварца в Ла-Хойе, штат Калифорния, называет «вызовом момента». Безусловно, крайне важно уметь отвечать на ситуацию мгновенно. Порой наша жизнь зависит от способности успешно противостоять испытанию. Однако если из таких мгновений складываются дни, месяцы, годы, мозгу не остается времени на создание новых связей между вроде бы неродственными явлениями, на то, чтобы отследить закономерности, породить новые идеи, — иными словами, чтобы творить.
Такие мыслители как Бертран Рассел, Райнер Мария Рильке и Оскар Уайльд нащупали то, что лишь сейчас открылось современной нейронауке. И они, и многие другие авторы не уставали убеждать читателей: человек развивается только благодаря отдыху. Это звучит неожиданно, в конце концов, нас с малолетства учили, что «лень — мать всех пороков». Но судя по тому, что мы узнаем из новейших исследований, наше душевное благополучие и физическое здоровье ухудшаются при увеличении рабочих часов не случайно.
В животном царстве человеческий мозг отличается способностью нестандартно мыслить. Животным, особенно приматам, безусловно, доступно творчество. Однако они ограничены собственным мышлением и восприятием. Люди изобрели технику, которая позволяет им воспринимать невидимые отрезки электромагнитного спектра, и возможно, с помощью нейротехнологий скоро мы сможем расширить даже свою память и мышление. Многие ученые убеждены, что люди уникальны, поскольку обладают сознанием. Мы — единственные существа, сформировавшие систему общения, которая позволяет нам создавать произведения искусства и накапливать внушительные объемы знаний.
Теперь мы напрягаем мозги, чтобы понять свой мозг. Но мы необычны еще и тем, что можем позволить себе лениться, доверяясь технике и культуре. Кому-то покажется, что морской слон лентяйничает, нежась на берегах Калифорнии. Но на деле это весьма далеко от истины. Морской слон запасается драгоценным жиром и силами для охоты в студеном море и для драк с акулами.
Как мы пришли к мысли, что лень — это зло? Ее всегда боялись в Соединенных Штатах. Пуритане верили, что тяжкий труд — единственный путь служения Богу. Вспомним, как зарождалось пуританство в Европе XVI века: и Лютер, и Кальвин требовали от каждого человека выбирать себе призвание «словно пост, на который он поставлен Богом», потому что "не подобает скакать в разные стороны и опрометчиво менять течение своей жизни«. Подневольный труд бедных и безработных даже поощрялся как способ удержать их «на праведном пути». При Лютере Европа переживала урбанизацию и высокий прирост населения. Города переполнялись, в них царили безработица и инфляция. В крупных городах вроде Лондона, Венеции и Амстердама появилось неслыханное количество городской бедноты. Неспособные постичь законы макроэкономики, религиозные фанатики наподобие Лютера считали эту новую городскую прослойку «заурядными лодырями», которых следовало наказывать каторгой за смертный грех лености.
Можно проследить истоки современной одержимости работой и эффективностью в заблуждении Лютера о том, что бедность проистекает из лености, а не из сложных социоэкономических обстоятельств. Лень стала считаться злом. А изучай Лютер социологию, наш ежегодный отпуск мог бы длиться больше двух недель.
В Соединенных Штатах последствия неистовой доктрины Лютера проявляются в абсурдно коротких отпусках и строгой рабочей этике. Разумеется, США не одиноки в этой одержимости: японцы даже придумали слово «кароши», которое означает «смерть от переутомления на работе».
Увеличение рабочих часов особенно изумляет вкупе с недавним взрывом популярности темы тайм-менеджмента: книг о том, как «сделать все прямо сейчас», и соответствующих тренингов. В онлайн-магазине Amazon я насчитал девяносто пять тысяч книг по тайм-менеджменту. Нужно очень хорошо распоряжаться своим временем, чтобы прочесть их все. Учитывая, что в среднем каждая насчитывает двести страниц, это девятнадцать миллионов страниц текста про управление временем. Чтобы осилить их все, пришлось бы читать по три книги в день на протяжении семидесяти двух лет.
Если эти книги и впрямь так эффективно повышают нашу эффективность, почему нам добавляют рабочие часы? Почему исследование за исследованием показывает, что от чрезмерных объемов работы мы устаем, толстеем и становимся все несчастнее, а отношения в наших семьях ухудшаются? Не кажется ли странным, что количество рабочих часов растет вместе с тиражами книг по тайм-менеджменту? Как сказал Бертран Рассел: «Можно ли вообразить что-либо более безумное?»
Может, мы просто чего-то не понимаем? Нам нужно больше книг по управлению временем и курсов шести сигм? Безусловно, в этом и стремится нас убедить евангелическая индустрия тайм-менеджмента. Верно ли, что, успевая больше, мы станем свободнее?
Отнюдь, я полагаю, что существует коренное противоречие между культурой тайм-менеджмента и количеством рабочих часов. Чем лучше мы работаем, тем сильнее на нас давят. Это нескончаемый цикл. Он проистекает из убеждения, что время ни при каких обстоятельствах нельзя тратить попусту. Однако потраченное время не является абсолютной величиной, как масса. Терять время можно только относительно конкретной цели. Читая книгу, вы лишаетесь похода в магазин, который запланировали перед поездкой в детский сад за детьми. Так или иначе, время всегда уходит на что-то.
Научное понимание мозга несовместимо с лютеранским или христианским взглядом на человека, а также с нашей рабочей этикой. Наша хваленая рабочая этика — как и рабство — культурный институт, который возник из общепринятого, но ошибочного представления о человеке. Сегодня мы считаем рабство нелепой и страшной системой. Нам очевидно, как мы заблуждались. Когда-нибудь мы так же будем воспринимать свою рабочую этику. Мы все будем знать, как функционирует мозг, и наше изможденное общество явится будущим поколениям нелепым и страшным.
В начале 90-х годов прошлого века одна датская компьютерная компания наняла Стива Сэмпсона, моего преподавателя антропологии, в качестве консультанта. Она получила контракт на модернизацию от румынской компании. Датчане установили компьютеры и создали отдел информационных технологий. Все вроде бы работало, как нужно, но возникла проблема. После того, как мастера включили компьютерную систему и обучили сотрудников, люди начали уходить с работы после обеда. Удивленные датские управляющие спросили, почему румыны уходят домой посреди дня. Те объяснили, что компьютеры позволили им делать всю работу в два раза быстрее. Моего профессора, антрополога, попросили разрешить этот небольшой кризис. Датчане недоумевали, почему румыны, осчастливленные компьютерами, не хотят работать в два раза больше, а румыны сочли датчан чокнутыми из-за того, что те ожидали от них удвоения производительности. Это пример столкновения культур, но он также учит нас, что техника и компьютеры, которые призваны давать нам больше свободного времени, в действительности сокращают досуг или вовсе его истребляют.
Многие из нас читают научные заметки, которые появляются в популярных журналах или New York Times. Некоторые даже пытаются следовать советам о здоровом питании, о занятиях спортом, о том, как с возрастом сохранить острый ум, как воспитывать детей, как крепче спать, избежать диабета, не повредить колени при занятии бегом и т.п. Эту книгу следует читать так же — как руководство к действию, или бездействию. Очевидно, с первым все ясно. А вот второе потребует объяснений. Праздность и впрямь может быть мерзким чудищем, но и его нужно познать.
С точки зрения эволюционной теории, пару миллионов лет назад, когда в предках человека разумного только закладывались предпосылки великих культур, от человекообразных обезьян их отличало одно — способность планировать будущее.
Например, современные обезьяны умеют искусно пользоваться различными предметами — но лишь теми, что оказываются в непосредственной близости. С помощью веточек шимпанзе часто выманивают муравьев из муравейников, но никогда не таскают прутики с собой впрок.
Первые гоминиды начали приносить орудия туда, где могли их применить (а не ограничивались подручными средствами). Их мозг развил способность предвосхищать тот факт, что они снова захотят есть, даже если сейчас сыты. Так они перестали опираться в своем поведении лишь на текущие состояния и научились готовиться к будущему.
Это, безусловно, требует больших объемов памяти, ведь нужно держать в уме и прошлое, и будущее. Пожалуй, именно способность планировать грядущие состояния голода, холода или жажды в противоположность обычному удовлетворению насущных потребностей стояла у истоков стремительного культурного роста нашего вида.
Любопытно поразмыслить над тем, как идея работы проникла в человеческую культуру. Скорее всего, это случилось после возникновения языка. Вряд ли у шимпанзе существует понятие работы, хотя они весьма общительны, и есть доказательства, что они умеют планировать, пусть и недолгосрочно.
Наша ветвь гоминид отделилась от шимпанзе около 5–7 миллионов лет назад, а зачатки человеческой культуры возникли примерно 1,8 миллионов лет назад. Язык появился позже. Так когда «работа», изнурительная и обязательная деятельность, заменила обычную активность, отвечавшую на внешние или внутренние стимулы? Нужно обладать высоким уровнем сознания, чтобы понимать, работаешь ты, бездельничаешь или просто пытаешься удовлетворить свой голод.
Праздность полезна для мозга еще и потому, что мы существа ограниченные. Так же, как Джеймс Кэмерон не смог бы создать «Аватар» на обычном компьютере, так и наш мозг способен обработать лишь определенный объем информации.
Наш мозг миллионы лет развивался в среде, весьма отличной от современного офиса. Люди начали читать и писать всего 5 тысяч лет назад. Поэтому нам все еще так трудно научиться чтению. Нам не хватает генетически заложенного специализированного нервного субстрата, и мозг вынужден привлекать для этой задачи другие структуры. Речь, напротив, возникла гораздо раньше, и обучение ей происходит намного легче. У здоровых детей овладение языком протекает одинаково в любых сообществах, будь то английский, испанский или китайский. У нас есть особые зоны мозга, которые настроены на восприятие и порождение речи. К отрочеству мы овладеваем родным языком даже без специального обучения. Однако многие здоровые взрослые не умеют читать.
Я останавливаюсь на этом отдельно, потому что современный стиль жизни и рабочая этика — еще более недавние культурные изобретения, нежели чтение. Шведский нейрофизиолог Торкель Клингберг полагает, что "мозг каменного века живет в веке информации«. Например, у нас нет специфического нервного субстрата для многозадачности, и исследования показывают, что чем задач больше, тем хуже человек с ними справляется.
В знаменитой серии экспериментов стэнфордский профессор социологии Клиффорд Нэсс пытался выяснить, как некоторым удается делать несколько дел одновременно. Профессор Нэсс восхищался коллегами и друзьями, которые утверждали, что могут болтать с тремя людьми, при этом отвечая на письма и лазая по сайтам.
В одном исследовании профессор Нэсс быстро показывал на экране два красных треугольника, окруженных двумя, четырьмя или шестью синими прямоугольниками, людям, увлекающимся многозадачностью, и тем, кто любит делать только одно дело за раз. Потом он предъявлял им похожую картинку, на которой положение красных треугольников было уже слегка иным.
Людей просили не обращать внимания на синие фигуры и оценивать, изменилось ли положение красных. Нэсс обнаружил, что люди, которые обычно не разбрасывались, легко выполняли задание. А результаты «многозадачных» были ужасающе низкими. Они оказались неспособны отбрасывать лишнюю информацию, поскольку их внимание было перегружено задачами, которые перед ними не ставились. Иными словами, «многозадачники» не делают различий между важной и неважной информацией, потому что вообще не в курсе, чем заняты в текущий момент.
Самым явным подтверждением тому является факт, что каждый год около 2 600 человек погибают и 330 000 получают травмы в ДТП по вине водителей, которые болтают по телефону. Многозадачность — это навязчивое поведение, которое у взрослых приводит к состоянию, крайне схожему с детским синдромом дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ).
Психиатр Эдвард Хэллоуелл назвал его «стабильным дефицитом внимания», и эта черта возникает у всех людей с хронической многозадачностью. Он также полагает, что современная рабочая среда способствует развитию этой патологии, и люди, которые обычно довольно успешны, начинают испытывать трудности при упорядочивании заданий, легко отвлекаются и становятся рассеянными. Нынешние информационные работники отвлекаются в среднем каждые три минуты: на сообщения, письма, звонки. В итоге примерно 25–50% рабочего времени уходит на то, чтобы вспомнить: «На чем я остановился?» Исследование Intel показало, что из-за таких прерываний компания ежегодно теряет миллиарды долларов. Современные технологии буквально нас оглупляют.
Мы можем осознать пределы наших возможностей и перестать прыгать выше головы. Сокращение подобных источников стресса делает жизнь более приятной и расслабленной. Как пишет Клингберг, «когда мы приходим к пониманию своих ограничений и находим оптимальный баланс между тем, что нам нужно сделать, и тем, что мы можем... мы не только достигаем глубокого удовлетворения, но и лучше развиваем способности своего мозга». Этот процесс — цепь положительной обратной связи, отличительная черта нелинейных систем. И важной частью этого процесса является бездействие.
Человеческое тело было создано для белковой диеты и длительных периодов легкой физической активности вроде ходьбы и бега трусцой, сочетающихся с праздностью мысли. Постоянное запредельное расширение умственных возможностей приводит к ухудшению результатов труда, усталости, а затем и к хроническим психологическим и физическим заболеваниям.
В жизни кроманьонца было больше досуга, чем труда. Тогда работа заключалась в охоте и собирательстве. Считается, что именно способность кроманьонца быть праздным привела к «творческому буму» в человеческой эволюции. С точки зрения биологии, наш мозг практически идентичен мозгу древнего человека. Когда удовлетворены базовые потребности — в еде, укрытии, защите от ненастья и опасностей, — работать уже не нужно.
Из книги Эндрю Смарта "О пользе лени".
Зачем много слов?
Лень читать :)
ого какой текст. это ж надо было так заморочиться
Лень читать. Пойду-ка придумаю что-нибудь революционное.
мне не то что читать лень, я с трудом пролистал вниз этого ответа, что бы написать этот коммент
Очень интересно. Спасибо за ответ и кучу полезной информации^^
Я осилила только треть текста
Лень читать