С одной стороны, это про итоговое своё единство — тождественность самому себе. С другой — весьма жёсткое требование социума — соответствовать своему предыдущему имиджу — требование предсказуемости.
С одной стороны, эти две стороны взаимоисключающие, с другой — они про то же самое. Социум намерен воспринимать каждого его участника уже завершённым. Когда я сам на кого-то гляжу, я сам точно так же, хоть и неосознанно, накладываю на людей мои ожидания соответствия прошлого нынешнему.
Буду ли я склонен принять чьё-то изменение? Ещё как! Кто-то изменился в лучшую сторону — что может быть отраднее!
А если в худшую? Прискорбно, не правда ли? Но, с другой стороны, тайное на явь вышло: значит, раньше я в человеке ошибался — какой ужас! видел в нём прекрасное, а оказалось, что там ужасное. Хорошо, если я не успел сделать свои ставки. вместе со спаданием покровов, открывается мне и моя наивность.
Но в этом вопросе важно моё собственное движение. Ко мне самому. Ко в самом деле адекватности, но адекватности моей тому, что я собой представляю сущностно.
И вот, какой мне урок: поскорее уже. Хватит, мол, вестись на это требование моей толпы предполагаемых зрителей меня. Что у меня внутри, то и должно быть у меня снаружи — это же и есть благо. И чтоб изменения мои закономерные, не держались бы ответственности моей мнимой перед народом — мол, я должен быть в своём репертуаре, иначе они, видите ли, от меня отвернутся. Верность себе внутреннему, а толпа пусть занимается собой. Но она на то и толпа, чтоб заниматься не собой, а уличать друг друга в нарушении ложного единства — фальшивой верности себе вчерашнему.