Потому что все концепты идеального общества начиная с Платона (затем Томас Мор, Кампанелла, Маркс, Энгельс и Ленин) замыкались двумя нерешаемыми проблемами:
- Необходимость качественного изменения природы человека, человеческого сознания. То есть создание социальных условий, которые бы обеспечивали: а) способность к самоограничению потребностей и агрессивных начал психики; б) переориентацию хищнического, потребительского отношения к жизни на творческо-преобразовательные; в) формирование системы ценностей, которые обеспечивали бы приват общественных, духовных, созидательных ценностей над эгоистическими в сознании индивида.
- Создание системы контроля и принуждения людей, которая обеспечивала бы тотальную управляемость и реакцию власти на малейшие негативные погрешности человеческого поведения. И нейтрализацию их.
Начина с Платона идеальным считается только то государство, которое обеспечивает постоянство и развитие благоприятных обществу ценностей: стабильность, отсутствие внутренних угроз (для коммунизма обязательным является отсутствие внешних угроз), устойчивый прирост материальных и духовных благ - то есть любая объективная потребность в материальных и духовных благах обеспечивается государством в требуемом качестве и количестве. Каждый гражданин такого государства реализует свои способности и таланты в сфере предназначения. При этом материальные блага, в которых человек нуждается ограниченно вследствие способности контролировать алчность и эгоизм, перекрываются духовными благами, коими он может пользоваться безгранично и постоянно. Духовные блага производятся в сфере творчества, образования, науки (философии), искусства и религии. Если предположить, что каждый человек в таком государстве станет способен ограничивать свой эгоизм и полноценно развиваться, пользуясь поддержкой всего общества в творческой сфере, то он будет несомненно счастлив.
Идеальное общество - это общество несомненно счастливых людей.
Обычно люди понятие "счастье" определяют через материальную избыточность. Например: сколько вам нужно денег для счастья? Кто-то скажет пятьдесят тысяч, кто-то сто, а кто-то - миллион евро причем ежедневно. Уже Платон понимал, что государству никогда не стать обществом счастливых людей, если не научить их ограничивать прогресс эго-потребностей. Умный человек (философ) отличается в первую очередь этим качеством - умением перемещать материальные ценности вниз, в базу, и ограничивать их виляние на состояние счастья. Взамен умный человек находит счастье в реализации своих природных способностей и в развитии интеллекта - занятии науками и искусством, чтением книг, творением красоты и истины.
Понятно, что большинству людей, если судить по печальной судьбе Сократа, которого "глупцы казнили", чуждо такое сознание. Потому по Платону управлять государством должны люди особого свойства - философы, элита, прирожденные мудрецы-политики, кто был бы вправе "сортировать" людей в зависимости от их природных склонностей.
Как бы там ни было, и у Платона, и у его последователей встает вопрос о контроле и принуждении людей к "уму" и канонам истинной социальной жизни во благо обществу. Каста управленцев у Платона не имеет частной собственности - все их мысли подчинены целям развития и устойчивости такого государства. Понятно, что им нужны особые средства контроля и принуждения людей через силовые структуры, через образование и воспитание к интеллектуальному и духовному росту.
Проблема контроля заботит всех утопистов. У Мора и Кампанеллы контроль тотален вплоть до совсем уж чудовищных форм. Контролируется вся человеческая жизнь от рождения до смерти. Людей подвергают селективному отбору. Семья отменена, поскольку семейные ценности провоцируют развитие собственнических интересов. Дети воспитываются в духе коллективизма и аскетизма в интернатах и сортируются по способностям. Государства (Утопия и Солярис) - конвейеры по оптимальному использованию человеческих ресурсов. В дальнейшем Оруэлл, Замятин и Хаксли в своих антиутопиях выпотрошили и ниспровергли это стремление социо-идеалистов к тотальному контролю.
Но как бы ни издевались писатели, проблема эта остается. Идеалисты правы в том, что раскрыли внутреннюю потребность человечества в таком управлении, которое способно будет решить главную проблему человеческого существования. Проблему счастья и удовлетворения жизнью. Что возможно только в обществе, обеспечивающем полноценную реализацию человеческой природы. С условием абсолютной ясности критериев этой реализации каждому из нас. Чтобы эта ясность состоялась, нужны особые средства "убеждения и контроля". По сути, ключик только здесь. Как только появится средство такого контроля и управления, возобновятся попытки создать идеальное (коммунистическое?) государство. Мало того, попытки станут еще более интенсивными.
Да, все это чревато определенными ограничениями человеческой свободы. А именно вторжением в святая святых - в сферу автономности сознания. Ведь тотальный контроль серьезно ограничивает автономность и независимость души человека на той территории, которая законом определена как личная. Квартира, дом, собственная голова. Утопистам же надо обязательно влезть именно в голову человека. Иначе как контролировать мотивации, настройки и сознание в целом?
Но вот Эйнштейн в 1932-м в переписке в Фрейдом задумался о том, надо ли применять "особые психологические средства воздействия на людей" ради ограничения агрессии, в том числе нацистское и фашистское коллективное безумие. Фрейд не смог ответить на вопрос, хотя понял о чем речь. Эйнштейн фактически заявил, что он лично готов поступиться своей свободой ради того чтобы мы себя не переубивали. И ради этого. И ради всего, о чем мы когда-то мечтали, нужен этот тонкий, но повсеместный психологический контроль с эффектом влияния на всех и каждого.
Если большинство из нас ответит так, как великий физик, то и коммунизм не за горами.
Все-таки старина Альберт был умным человеком. Во многом он оказался абсолютно прав. Проблема в другом. А кто будет управлять всем этим глобальным человеческим коммунизмом с помощью специфических средств влияния на всех и каждого? Вот на этот вопрос даже Эйнштейн не смог бы ответить. А если и смог бы - мы, скорее всего, не согласились.