Думается, примерно потому же, почему профессор Преображенский не смог принять Шарикова. Когда ты создаешь новое существо, пусть даже снимая кожу с трупов в процессе творения, ты ждешь, что оно будет тебе как родной ребенок - благодарное, послушное. И, конечно, красивое - как античная Галатея или Адам с Евой, ну, хотя бы душевно. А тут неуправляемое, злобное, страдающее существо, не понимающее, что оно тут делает и почему оно такое. Возможно я ошибаюсь, но, кажется, в европейской культуре есть некоторое общее место табу по отношению к созданию новых существ и воскрешению мертвых. Воскрешать могут только святые именем Господа, создавать новых - только Бог. Если это делается по-другому, то такое занятие греховно и в конечном итоге получается монстр, который может желать зла, прежде всего, своему создателю. Я понимаю, что у Булгакова и Мэри Шелли были несколько другие задачи, а не про грехи рассказывать, но культурный топос сыграл свою роль.