Штрум, а не Штурм. На самом деле Гроссман, наследуя манере Толстого, все объясняет, не оставляет тут никаких загадок. Вы помните, что ученого Штрума, еврея по национальности, травят коллеги, всем кажется, что он, в общем, человек конченый и не сегодня-завтра будет не арестован, так уволен. В это время ему звонит Сталин и доброжелательно расспрашивает о его работе. Такой звонок означает помилование и карт-бланш. У Штрума начинается другая жизнь. Те, кто еще вчера отворачивался от него, переменяют к нему отношение. И письмо, которое ему предлагают подписать, — окончательный тест на лояльность, проверка «свой-чужой». Штрум это прекрасно понимает, но представляет себе, что будет с ним, если он откажется. Он побывал на краю гибели, он понимает, что в качестве уплаты за жизнь от него требует подлости, и у него уже не остается сил сопротивляться: ему даже не страшно, а просто мучительно. Он больше не хочет мучиться — и подписывает письмо. А затем, конечно, мучится и обещает себе, что больше не оступится.