От прочтения каких книг вам стало реально плохо и не по себе?

Можно назвать, наверное, с десяток книг, от прочтения которых становится не по себе: от ужаса ли, омерзения или мрачной безысходности.

Мне вспоминается рассказ Виктора Астафьева «Людочка». Ни сам рассказ, ни свою реакцию на него выбросить из памяти не могу. Да и сам автор признаётся в начале рассказа, что несмотря на то, что услышал о произошедшем с Людочкой давно, забыть этого до сих пор не может. История, действительно, что называется «чёрная»: жёсткая и депрессивная. Но меня потрясло не столько произошедшее с героиней – жестокое изнасилование, сколько правда иной стороны нашей жизни, которую старались не замечать, не думать о ней. Она тогда многим была не известна: в до перестроечные года об этом старались не говорить. А ещё потому, что сама я жила совершенно в иных условиях, в центре красивого города, в окружении добрых, отзывчивых людей.

Помню, как начинала читать очередной номер Роман-газеты (№4 за 1991 год), решив почему-то, что рассказ о молодой колхознице из «небольшой угасающей деревеньки» силой своей любви к родной земле сумевшей преобразить… и так далее, в духе социалистического реализма. Как отложила, прочитав две страницы о вялой, болезненной троечнице с исчезнувшем из её жизни отцом-алкоголиком... Как вернулась почему-то опять к рассказу и читала его то откладывая, то опять возвращаясь. Как буквально ощущала этот отвратительный запах из канавы в городском парке, как замирала от ужаса, читая эпизод изнасилования, жалости к героине, переживающей боль, страх, предательство, унижение... Как почти физически ощущала её одиночество: "... никому до меня нет дела..."Как читая о самоубийстве, уговаривала героиню: "Не надо... не надо..."

Долго потом не могла избавиться от чувства, сродни тому, что испытала героиня в городской больнице, когда держала за руку уходившего из жизни по халатности врачей молодого красивого парня. Почему молодые, ещё не узнавшие всех радостей человеческой жизни, уходят от нас. Что мы делаем не так: не любим свою землю, близких, себя? Или перестали быть милосердными, чуткими к чужой боли? Или перестали вовсе быть людьми, "творцами своего могущественного духа", или забыли, что "сотворяется ... этот дух с помощью таких же сильных духов, способных разделить страдание"?