Для большевиков Россия была бездушным материалом для социальных опытов и экспериментов. Большевистский строй — опыт над человечеством.
Большевистская Россия — Полигон для осуществления утопий. Коммунисты победили тем, что решительнее других утверждали право на социальный эксперимент, пренебрегая общественным мнением.
Коммунизм — это антисистема, «химерное образование». Большевизм — не убийство, а самоубийство русского народа.
Социализм как воля к смерти и разрушению, уничтожает человеческую индивидуальность.
Большевизм — существование на границе бытия и небытия. Суть большевизма — провоцирование жизни к ухудшению («чем хуже — тем лучше»).
Большевизм — слом органического течения народной жизни.
«Конечно... за Лениным идет довольно значительная — пока — часть рабочих, но я верю, что разум рабочего класса, его сознание своих исторических задач скоро откроет пролетариату глаза на всю несбыточность обещаний Ленина, на всю глубину его безумия, и его неча-евско-бакунинский анархизм. Рабочий класс не может не понять, что Ленин на его шкуре, на его крови производит только некий опыт, стремится довести революционное настроение пролетариата до последней крайности и посмотреть — что из этого выйдет ? Конечно, он не верит в возможность победы пролетариата в России при данных условиях, но, может быть, он надеется на чудо? Рабочий класс должен знать, что чудес в действительности не бывает, что его ждет голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, длительная кровавая анархия, а за нею — не менее кровавая и мрачная реакция. Вот куда ведет пролетариат его сегодняшний вождь, и надо понять, что Ленин не всемогущий чародей, а хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата» (М. Горький. К демократии // Новая жизнь. 20 нояб. 1917 г. № 174. С. 149) (Горький, 1917).
«Ленин "вождь" и —русский барин, не чуждый некоторых душевных свойств этого ушедшего в небытие сословия, а потому он считает себя вправе проделать с русским народом жестокий опыт, заранее обреченный на неудачу... Эта неизбежная трагедия не смущает Ленина, раба догмы, и его приспешников — его рабов. Жизнь, во всей ее сложности, неведома Ленину, он не знает народной массы, не жил с ней, но он — по книжкам — узнал, чем можно поднять эту массу на дыбы, чем — всего легче — разъярить ее инстинкты. Рабочий класс для Ленина то же, что для металлиста руда. Возможно ли — при всех данных условиях — отлить из этой руды социалистическое государство? По-видимому, — невозможно; однако — отчего не попробовать? Чем рискует Ленин, если опыт не удастся? Он работает, какхимик влабратории, с тою разницей, что химик пользуется мертвой материей, но его работа дает ценный для жизни результат, а Ленин работает над живым материалом и ведет к гибели революцию. Сознательные рабочие, идущие за Лениным, должны понять, что с русским рабочим классом приделывается безжалостный опыт, который уничтожит лучшие силы рабочих и надолго остановит нормальное развитие русской революции» (М. Горький. Вниманию рабочих // Новая жизнь. 23 нояб. 1917 г. № 177. С. 151—152) {Горький, 1917).
«Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, русский народ для них — та лошадь, которой ученые-бактериологи прививают тиф для того, чтобы лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жестокий и заранее обреченный на неудачу опыт производят комиссары над русским народом, не думая о том, что измученная, полуголодная лошадка может издохнуть» (М. Горький. Несвоевременные мысли //Новая жизнь. 23 дек. 1917. № 198. С. 182) (Горький, 1917).
«Где-нибудь надо произвести опыт, таким местом оказалась Россия, и на ее спине Ленин может произвести эксперимент, как на спине всякой другой страны. И ни одна страна не мыслится им как совокупность миллионов человек; нет, это — только бездушный материал, созданный для производства экспериментов» (П. Я. Рысс. Русский опыт. Историко-психологический очерк русской революции. Париж, 1921. С. 120) {Рысс, 1921).
«Не забудем, что советский "социализм" сводится к такому зале-занию во все самомалейшие щели индивидуальной и семейной жизни, какой не знал ни один из режимов в истории. Все стали жить как бы под стеклянным колпаком, под ежеминутным гнетом самых вздорных и мучительно-издевательских регулирований... В своих лекциях по анатомии профессор Лесгафт рассказывал об одном опыте, приведенном над кроликом. Его поместили в ящик, пропускавший только красный свет. Находясь некоторое время исключительно под влиянием красного цвета, кролик претерпел ряд глубочайших изменений, как в своей физической, так и в психической структуре. Между кроликом обыкновенного дневного света и кроликом света красного образовалась глубокая пропасть во всех направлениях. Но именно нечто подобное случилось и с поколением, воспитанным на духовной пище большевизма. Вся Россия была превращена в такой исполинский ящик, пропускавший только красный свет, и в этом исполинском ящике вот уже десятый год вынуждены жить миллионы кроликов, коим всякий иной свет, кроме красного, заказан... Тут, следовательно, достигнута такая степень обработки гипнозом, что не может уже помочь кратковременная проверка гипноза реальностью. Созданы большие категории людей, которым уже не опасно показать соблазны свободы. Кролик, выпущенный из своего ящика, отвергнет белый свет и жадно востоскует о своем красном ящике. Он стал целомудренным, и врата адовы свободы его уже не одолеют» (Ст. Иванович (С. О. Португейс). Наследники революции // Современные записки. 1927. № 30. С. 481-484) {Португейс, 1927).
«Национализированная техника умственных и духовных внушений дала современным диктатурам такие грандиозные возможности легко и незаметно впрыскивать массам "опиум для народа", о которых и мечтать не могли техники, организаторы и идеологи довоенной реакции» (Ст. Иванович (С. О. Португейс). Из размышлений о революции // Современные записки. 1936. № 58. С. 400) {Португейс, 1936).
«...Россия становится географическим пространством, бессодержательным, как бы пустым, которое может быть заполнено любой государственной формой. Одни — интернационалисты, которым ничего не говорят русские национальные традиции; другие — вчерашние патриоты, которые отрекаются от самого существенного завета этой традиции — от противостояния исламу, от противления Чингисхану, — чтобы создать совершенно новую, вымышленную страну своих грез. В обоих случаях Россия мыслится национальной пустыней, многообещающей областью для основания государственных утопий» (Г. П. Федотов. Будет ли существовать Россия? // Г. П. Федотов. Судьба и грехи России. СПб., 1992. Т. 1. С. 173) {Федотов, 1929).