Довольно сложно говорить о развитии культуры на заданном вами отрезке времени в целом. И давайте ограничимся ситуацией в живописи, иначе не получится слишком долгий рассказ.
Первое, что необходимо понимать — примерно до середины XVII века живопись существовала как неотъемлемая часть церковной культуры. В аскетичной реальности прошлого в частных домах никаких портретов, пейзажей или натюрмортов не держали. Раскрашивали какие-то элементы строений изнутри, но реалистические изображений людей не заказывали.
Нет спроса на светскую живопись — нет и живописцев. Есть только иконописцы, причем, поскольку спрос ограничен, то нет ни соответствующих школ, ни разнообразия предложений. Самые правильные произведения искусства, разумеется, создавались в церковной метрополии, которой для Руси была Византия. Оттуда приезжали команды церковных просветителей, привозя в обозах иконы, книги, церковную утварь, строителей и, конечно, иконописцев. И даже после того как Византия была завоевана османами, а Русская церковь окрепла, греческие образцы все равно продолжали считаться источником правильных знаний в Москве.
Это сознательный выбор в пользу одной линии в живописи и сохранение единства культуры. Разреши иконописцам писать более свободно, пошли бы разброд и метания (так думали русские церковные иерархи). Например, после того как северо-западные иконописцы во время Ивана Грозного стали использовать новую иконографию Троицы (Саваоф, Иисус, Голубь) вместо прежней (три ангела), Стоглавый собор 1551 года постановил, что надо писать «как греческие живописцы писали и как писал Андрей Рублев и прочие пресловущие иконописцы». (Кстати, это первое и единственное достоверное упоминание о Рублеве). То есть собор наложил строгий запрет на творческие эксперименты.
Не менее важным является и сам способ создания произведения — коллективный, где у каждого узкая специализация. Например, современный художник создает картину самостоятельно, тогда как икона — дело рук бригады. Есть знаменщики (рисовальщики), доличники, личники, платечники и т.д. Каждый делает свою часть работы, и кто из них автор, сказать нельзя (да и не нужно). То что мы знаем имена Феофана Грека или Дионисия — скорее случайность, чем закономерность. Аналогично, кстати, в архитектуре: у каждой бригады строителей был, грубо говоря, типовой проект, который они адаптировали под нужны и возможности заказчика.
Предположу, что для русского искусства не существовало и понятия шедевра, как максимального проявления мастерства конкретной бригады или человека, характерного для европейской готики. Вместо шедевра идеалом была точная копия.
Если все, что мы знаем о русском средневековом христианском искусстве представляет собой адаптацию образца, в чем проявляется оригинальное? Это очень сложный вопрос. Например, можно сказать, что уникальность формирует заказ. Так, в Новгороде Феофан Грек создавал экспрессивные образы, в Москве — лиричные. Исследователи связывают это с пожеланиями заказчика. Однако такого сильного явного проявления личности автора в произведении, которое характерно для европейского Ренессанса, и которое определяет уникальность самого произведения, в русской средневековой живописи все-таки нет.
В середине XVI века создается Оружейная палата, сначала просто как хранилище оружия и драгоценностей, а затем и как мастерские, где пишут иконы. В XVII веке здесь начинают создавать первые произведения светского характера — парсуны царей, бояр. Однако в этом жанре авторы тоже не стремятся к оригинальности, предпочитая переосмысливать опыт сначала польских, а затем и немецких портретистов. Ранние изображения максимально приближены к иконописным стандартам, позже лица и фигуры приобретают определенную индивидуальность. Ни пейзажей, ни какого-то предметного пространства вокруг фигур нет.
Примерно такие же сюжеты в архитектуре и литературе: следование образцам, подражание, копирование. Для многих это обстоятельство является разочаровывающим, поскольку сравнивая себя с Европой, мы как бы не находим гениев и титанов, вроде Микельанджело или Тициана. В частности, именно это послужило мотивацией для создания в середине XX века культа Рублева, который «опередил» европейских мастеров Возрождения.
На самом деле, сравнивать не нужно, а нужно понять и принять свое прошлое. Русская культура была такой, какой она была — очень консервативной, централизованной, занятой осмыслением и адаптацией внешних достижений. И она достойна внимания не меньше, чем европейская, хотя в ней практически отсутствуют заметные оригинальные явления.