Пророки учили притчами. Антуан Рокантен в “Тошноте” Сартра отказывается от самоубийства, слушая “Some of These Days” Софи Такер. В “Тысяче и одной ночи” Шахрияр проделывает путь от параноидального маньяка до любящего отца семейства только за счет того, что жена три года рассказывает ему истории. Наконец, Алонсо Кихано, более известный как дон Кихот, стал легендой благодаря искаженному нарративу рыцарских романов, и обрел покой благодаря конвенциональному нарративу смерти христианского праведника.
За пределами ограниченного количества исследований о пользе искусства для человеческой эмпатии, достатка и продолжительности жизни, какие-либо фактические суждения о влиянии искусства на индивидуума делать довольно сложно – к тому же, что достаток и продолжительность жизни относительно искусства это довольно скучные вещи (отказ от сладкого обладает таким же эффектом, если не лучше). Но во всяком случае, то, что искусство говорит о самом себе, достаточного однозначно: оно допускает ограниченное влияние на социум, но абсолютное на индивидуума. Оно утверждает, что может создать человека, может спасти человека, и может убить человека – в зависимости от того, как человек к этому искусству подвалит.
Эта позиция небезосновательна. “Страдания юного Вертера” привели в Германии 1770-х к волне подражательных самоубийств. Эйнштейн говорил, что Достоевский дал ему в жизни больше, чем Гаусс. Апокрифическое высказывание Линкольна о том, что гражданскую войну в США начала “Хижина дяди Тома” не стало бы известным если бы не выглядело достаточно убедительным. Наконец, из совсем анекдотичного, Д. Холл в одной из лекций упоминал, что знает как минимум одного человека, по его собственным словам поверившего в Бога благодаря духовным кантатам Баха.
Интересно, что и неспособность адекватно устраивать свою жизнь часто выливается в экзотические способы взаимодействия, опять-таки, с искусством. Среди многочисленных примеров бессмысленной порчи музейных экспонатов особенно выделяются квартирный вор А. Шэннон, пробивший кулаком пейзаж Клода Моне “to get back at the state”, и безработный обувщик, напавший с кожевенным шилом на “Ночной дозор” Рембрандта, но по великой иронии не сумевший проткнуть холст.
Все это, если честно, довольно прекрасно. Это показывает, с одной стороны, великий диапазон возможностей человека как личности, и с другой – наличие и абсолютную доступность инструментов реализации этого потенциала. Равно как и некоторую условность всех этих выборов, как бы намекающую, что между тобой умным и тобой идиотом стоит всего лишь несколько удачно попавшихся на пути текстов или картин, и таким образом ты не до конца ответственен за собственные успехи, и не до конца повинен в творимой тобой хуйне.
Пророки, кстати, тоже об этом знали. И Рокантен, и Шахерезада. А теперь вы.
Вот уж у кого бы я точно не стал ничему учиться — так это у героя Тошноты.