Что из себя представляет кризис поиска новых форм в современном искусстве и как он гипотетически разрешится?

Новый цифровой мир не обязательно является миром неограниченной свободы или беспрепятственного доступа. Это царство суррогатов: некоторые из них могут быть названы произведениями искусства, но большинство — просто вторичные формы.

Современная художественная сцена предлагает нам изобилие "вторсырья". Так, каждый любитель современного искусства может припомнить, как видел на выставке:

В предшествующие эпохи истории человек впитывал в себя особые художественные ритмы, посредством которых ему открывались новые духовные тайны по мере развития его творчества и внутреннего восприятия. Все прошлые кризисы вели к пробуждению нового сознания и к новым духовным творениям. Но сегодня искусство сталкивается с совсем другими, сложными и/или чрезвычайно запутанными ситуациями: с варварством технологических цивилизаций, с сверхпотреблением, материализмом, искажением мыслей и чувств художников. Дух творчества ограничен, поскольку творческие должны считаться с мещанским вкусом.

Искусство в современном мире утратило свой "истинный" статус, обесценилось из-за своей демократичности и доступности для всех. Первостепенная значимость вкусов общества привела к безвкусному и безобразному искусству: так как взгляд масс на искусство поверхностен. Демократия в искусстве провозглашает, что каждый человек может в равной степени стать художником, поэтом или музыкантом. Она сводит творческий процесс к бессмысленным экспериментам и ремесленному производству. Получается, искусство утратило свой великий духовный статус, значение и цель.

Пафос духовного переживания в современном искусстве низведен до эстетической пассивности. Нет более подлинного и реального восприятия красоты, так как художник впадает в ложь эстетических иллюзий, а мыслит, живет и творит исходя из вторичных образов. Художники, объединенные духом современности, не ищут правды — они живут под чарами современного духа бессмысленности. Поиск истины борется с эстетической модой, абсурдом и ложью.

Лично мне трудно избавиться от ощущения, что мы находимся в конце чего-то или в начале чего-то другого. Но прежде чем пытаться думать о том, к чему это может привести, стоит подумать, что завершается на наших глазах. В последние годы было много споров о том, что делает искусство современным искусством, и отчасти это спор о периодизации — было ли современное искусство результатом 1960-х годов, с первыми вызовами институционализированному модернизму, в котором доминирует Запад? Или это было после 1989 года, когда закончилась холодная война и началась глобализация?

Предположим, что система создания и продажи произведений, которую мы считаем частью мира современного искусства, определенно является продуктом после 1989 года: время развития и расцвета всех известных современных ярмарок и биеннале.

На наших глазах современное искусство становится еще одним историческим стилем с собственной историей – наряду с рококо и фовизмом. Арт-ярмарки становятся конференциями по продажам, а биеннале – массовыми конференциями, на которых читают статьи на любые темы, которые только можно себе представить.

Однако дискурс вокруг искусства с 1989 года не является решающим. Это наследие критической теории и постмодернизма. Важно помнить, что современное искусство есть результат теории и питает теорию. Может быть, кризис новых форм все-таки проистекает из кризиса критики. Точным остается лишь то, что без переосмысления теоретических моделей, на текущем этапе мы не можем раскрыть природу этого кризиса.