Теперь Кью работает в режиме чтения

Мы сохранили весь контент, но добавить что-то новое уже нельзя

Что философия истории Вальтера Беньямина может сказать нам о современности?

ИсторияФилософия
Сергей Машуков
  ·   · 1,6 K
Первый
Люблю философию  · 23 сент 2017

Несмотря на то, что философию истории Вальтера Беньямина можно было бы кратко свести к «Тезисам о философии истории», написанным в последний год жизни,  это желание, подвести его проект длинною в жизнь в лаконичное завещание, однако,  справедливо только отчасти. Безусловно, с помощью материала данного в тезисах можно представить практически всю его философию истории, но для этого, как в еврейских притчах, нужно обладать ключами и понимать к каким дверям они примыкают. Проще говоря, практически каждое слово в тезисах отсылает к большому пласту концептов, прорабатываемых Беньямином на протяжении жизни и без остальных работ оставляет читателя в замешательстве или счастливом неведении.

Важно понимать, что ещё в молодости Беньямин убеждается в независимости событий от исторической последовательности. Это опорный пункт, так как в работах его несколько старших современников (к примеру - Георга Зиммеля) события обтекающие друг друга — именно то, что наделяет каждое из них смыслом, вплетает в судьбу. Таким образом Беньямин отличается не только от основной линии марксизма (с поиском каких-то устойчивых законов или возможности какой-то объективности), но и практически от любого исторического воззрения в силу того, что в нем, на момент написания "тезисов" (как и позднюю часть жизни, после решающих встреч с Брехтом, Лацис и другими) борются два представления: мессианическое и марксисткое, что по сути не позволяет внести Беньямина в любую вышеперечисленных категорий целиком. Для него историческое событие подобно цезуре, прерыванию,  которое может создать остаточное время и для становления его таким, необходимо постоянно помнить о том, как эти узнавания прошлого (прошлое существует только будучи узнанным в настоящем, как революция во Франции узнает в себе Рим) создаются определенными глазами, что «объективное представление о прошлом», в большинстве своем формируемое по источникам - то, что осталось от сильных, богатых, грамотных, обладающих речью людей, а значит - господствующему классу, но также это представление формируется в момент работы историка (некоторые комментаторы связывают это с мессианским временем после пришествия, учитывая, «что каждая секунда может стать калиткой, через которую пройдет Мессия» - это имеет большой смысл). Также важно понимать, что история производится изнутри определенным источником, который в тезисах назван  куклой - шахматистом, которая служит определенным центром, который в то же время не может быть обнаружен.

В каком-то смысле, философия истории Беньямина это сложная попытка к освобождению или бегству от актуальных содержаний к правде времени, к возможности открытия спасения в его мессианическом ключе; однако также это попытка освобождения истории от тех, кто под предлогом чрезвычайных положений устанавливает собственный торжествующий закон и порядок, дать возможность говорить немым, видеть слепым, писать безграмотным. Здесь как никогда ранее проявляется его двойственность - тезисы это тот текст, где как в жизни Беньямина соседствуют Шолем и Брехт.

Также важно упомянуть фрагмент об ангеле истории с картины Пауля Клее. Руины, которые собираются под его крыльями не только оспаривают прогресс, как нечто очевидно необходимое, но и дают возможность ему сопротивляться, оставаясь анахроничными и замечая то, что несвоевременно, вместо устойчивых содержаний. Но и сама руина является тем же, чем аллегория является в мыслях, что уже прочерчивает линию к тому, как аллегорическое понимается в его работах и как устойчивые значения барочных аллегорий производимых теми соотвествиями, в которые они впадают разрывается дистанцией и аллегорией у Бодлера.

Как видно из этого краткого ответа, философия истории Беньямина намного сложнее подобного рассуждения, поэтому советую кроме "тезисов", прочитать вступление к «первоистоку немецкой барочной драмы»,  эссе о Кафке, «О некоторых мотивах у Бодлера» и практически все остальные работы Вальтера Беньямина (хотя бы потому, что читать их само по себе огромное удовольствие).