Превращение в зверя. Психоаналитический разбор фильма «Джокер». Часть  четвертая

Человек, который сам себя не в состоянии принять, нуждается в человеке, который бы принял его таким, как есть. Работа психолога – принять пациента, как есть. Внимательно слушая, не отвергая, не критикуя, не обесценивая, не высмеивая и ничего не внушая. Только так можно дать возможность исцеления, позволить ему самому принять себя полностью, целиком, научить его относится к себе без отвращения. Тогда осуждаемая и отвергаемая, «мертвая» часть психики начинает оживать, начинает испытывать эмоции, вначале часто негативные, но то, что они есть – уже победа. На этом этапе задача психолога – выдержать эти эмоции без страха и ответной агрессии, по возможности, с ответным позитивом.

Принять, дать понять, что его можно любить вместе со всеми его проявлениями, увидеть в нем человека, относиться с уважением - в этом истинная помощь. Часто и психологи, и психиатры пациентов даже за людей не считают, относятся надменно, свысока, как к опасным диким животным, тварям неразумным. В фильме показано, что чем надменнее отношение психиатра, тем для него опаснее «зверь» пациента. Ранимые и сверхчувствительные пациенты очень хорошо чувствуют отношение к себе. «Тебя я не трону, ты ко мне нормально относился». Очень трудно «нормально относиться», или хотя бы принять психически разрушенного человека. Начать отыгрывать надменную и нетерпеливую роль из сценария его травмы гораздо легче, это выходит как будто само собой. Втягиваясь невольно в разрушительный сценарий травмы пациента, психологи и психиатры, сами того не понимая, подвергают и себя, и пациента довольно серьезной опасности – в такой ситуации очень тонка грань начала необратимой «цепной реакции».

Выдерживание агрессии зверя в течении некоторого, иногда весьма продолжительного, времени делает человека хозяином зверя, «вожаком» стаи. Психиатр в х/ф «Сплит» этой агрессии не то что не выдержала, а даже понятия о ней не имела. Она видела в Сплите скромного, застенчивого, талантливого, но слегка нервного молодого человека, подобно соцработнику из «Джокера», видевшей лишь депрессивную сторону – застенчивого и скромного Артура Флека.

Соцработник сильно недооценила глубину расстройства Артура, требуя от него невозможного – выйти из депрессивного состояния через информационное поле: через дневник, рассуждения, рациональные объяснения, стандартный набор вопросов. Это была попытка решить проблему глубокого уровня на поверхности, подобная попытке зашить и замазать зеленкой небольшую рану пулевого ранения, не вытащив пулю.

Если раскол сознания доходит до раскола самой личности, рациональные объяснения человеку уже не помогут.

В итоге таких действий окружения Джокер оказался вынужден доказывать себе факт своего существования убийством других людей.

Высокомерие психологов и психиатров по отношению к пациентам широко распространено. Они безотчетно считают пациентов неполноценными, считают себя лучше их, умнее, хотя часто бывает наоборот. Чем больше и сложнее мозг, тем больше риск психических отклонений. Но таким работникам сложно удержаться от искушения самоутвердиться за счет пациентов, когда самооценка психолога растет не благодаря помощи пациенту, а за счет ретравмирующего унижения по отношению к нему.

Многих раздражает оскорбительная манера некоторых психологов и психиатров навешивать на личность «ярлычки»: интроверты-экстраверты, холерики-сангвиники, личность такая, личность сякая, «расстройство личности», «Я делю людей на…» и тому подобное. Многие люди не идут к психологам именно из страха такого унижения. И они правы – сама личность бесконечна и не подлежит классификации. Личность – это сила воли, связь тела с сознанием. У Артура Флека связь с собственной личностью была настолько мала, что не было возможности ни осознать, ни проявить себя. Просто не хватало сил. Все силы ушли на внутреннюю борьбу Артура и Джокера.

Холодно-вежливое "Что смешного?" в исполнении психиатра для Джокера означало унизительно-оскорбительное и надменно осуждающее: "Я сомневаюсь в вашей нормальности. Вы - псих, смеетесь без причины. Можете начинать оправдываться, чтобы доказать мне обратное, но вам будет непросто это сделать, потому что я знаю о вас много стыдного (у меня записано) и, если вы не сумеете оправдаться, обязательно использую это против вас: назначу какое-нибудь опасное лекарство, электрошок, лоботомию, инсулин, или привяжу к кровати. Ведь подтвержденный диагноз вашего сумасшествия даст мне право издеваться над вами как угодно, под благовидным предлогом "лечения". Я жадно и нетерпеливо ищу доказательств, что я его имею, это право. У меня у самой низкая самооценка, поэтому я упиваюсь своей властью и превосходством над вами. Других способов самоутверждения у меня нет, только такой. Поэтому я здесь и работаю».

Это был вопрос ее высокомерия и осуждающей нетерпеливости.

Зачем она его задала? Ей что, не терпелось узнать, почему он смеется? Ей хотелось вместе с ним посмеяться? Или ей было обидно, что тот не посвятил ее в тайну своей шутки?

Она, задавая такой вопрос, об этом не думает. Она желает лишний раз убедиться в его неадекватности, как будто не знает, что он болен и нуждается в помощи. Этот раз, действительно, оказался лишним.

Психиатр, отыгрывая роль высокомерно запрещающего эмоции тюремщика-агрессора, как бы узурпировала право решать, что именно должно быть смешным для него, а что – нет: «Почему именно вы решаете что смешно, а что нет»? Наступила на «больную мозоль» и поплатилась жизнью.

Она спровоцировала Артура на эскалацию протеста высокомерного Джокера: «Вам, все равно, не понять».

Еще одно унижение. Еще одно неприятие эмоции. Еще одно сомнение в его разумности. Психиатр не приняла его. Унизила. Отвергла.

«Отвержение» равно «смерть».

Артур не выносит унижения, а Джокер его не прощает.

Адское ликование победы саморазрушения над человеком также хорошо отражено в фильме, как и остальные яркие эмоции.