Собственно, преподавание философии это есть расширенный курс истории философии. Так уж случилось, что эта дисциплина объединила в себе века научной мысли. Поэтому изучение философии и истории философии, это в сущности, процессы эквивалентные.
О "претензиях".
Сразу оговоримся, что если идея возникла в философском пространстве и получила своих последователей, значит она уже заслуживает внимания. Однако, действительно обилие разноплановых концептов создает в научном сообществе заметную напряженность. В этом смысле философия достигла критической стадии. На мой взгляд такое обусловлено переизбытком накопленного знания и категорическим, можно сказать единодушным, неприятием его кумулятивности (типологической иерархичности). Это фундаментальная проблема, но надеюсь вы не заставите меня ее разворачивать, поскольку позиционировали себя довольно подготовленным зрителем.
Немного собственного
Если абстрагироваться от таких крупных гносеологических концептов как кумулятивность и некумулятивность Знания, а перейти к более конкретному моделированию, то хотелось бы отдельно выделить две проблемы на которых сосредоточен лично.
- Проблема релятивизма. Полагаю возникла, в большей степени, по вине самих релятивистов, которые доведя до крайностей примитивизировали сам подход. Абсолютизировав релятивизм, они тем самым отказали ему в самой релятивности. Чем с удовольствием воспользовалась противная сторона. Ведь если хочешь разрушить целостность идеи, найди в ней противоречие. (к слову сказать подобное же случилось и с позитивизмом).
- Проблема адаптивности. Строго говоря это некое, довольно самостоятельное, но все же ответвление релятивизма. Однако, поскольку вопрос непосредственно касается каждого человека, то соответственно диапазон мнений, на этот счет широк до чрезвычайности. Причем, то что в биологии, антропологии и пр. считается тривиальным, в философии не является очевидным. Речь, прежде всего об этической и(или) гносеологической обусловленности явлений. Есть целая исследовательская ветвь, вероятно, черпающая свои силы из религиозной традиции, утверждающая, что для формирования Знания одних объективных изменений и субъективных реакций не достаточно. Для равновесия требуется дополнительная имплицитная детерминированность, обусловленная либо некоей изначальной внутренней или даже внешней предопределенностью.
Думаю современная наука уже прошла эти этапы и отголоски анти релятивизма и адаптивности останутся, в лучшем случае, локальными концептами.
Ну и если еще мельче, то в российской традиции не осела еще пена от столкновений диамата с постмодерном и экзистенциализмом. Но, думаю, это тоже не надолго, скоро все успокоится и тем скорее, чем скорее наша интеллигенция прекратит, с одной стороны самобичевание перед заграницей, а с другой, оставит в покое "бердяевщину" (собирательный образ концепта внешней детерминированности).