Теперь Кью работает в режиме чтения

Мы сохранили весь контент, но добавить что-то новое уже нельзя
Maxim Mironov, professor of finance IE Business...  · 9 окт 2021

Про морализаторство, белое и чёрное, а также разбор на месткоме морального облика Дмитрия Муратова

Про морализаторство, белое и чёрное, а также разбор на месткоме морального облика Дмитрия Муратова.
Есть люди, моральным обликом которых я восхищаюсь, - например, Сахаров. Из ныне живущих я восхищаюсь Навальным и многими сотрудниками ФБК. Это честные, принципиальные и смелые люди, которые никогда не идут на компромиссы со своей совестью. Кроме того, они ещё и очень умные, что делает их в комплекте с другими качествами просто уникальными людьми. Таких людей мало, намного меньше 1%, один на тысячу, если не один на миллион. У 99.9% людей отсутствует одно или несколько качеств.
Но когда дело касается критики другого, мы надеваем на себя такую маску, как будто сами принадлежим к этим долям процента смелых, умных и принципиальных людей, и делаем вид, что мы бы уж точно никогда не пошли на компромиссы с властью, плюнули бы Путину в лицо, если бы только с ним встретились. На самом деле большинство из нас никогда не сталкивались с такими жизненными выборами, с какими сталкивался Муратов или любой другой человек, работающий в российских медиа. Так же, как мы охотно готовы даем советы футболистам на поле. Но если кому-то из нас дать мячик, весь наш боевой задор пропал бы.
Я работал в российских медиа и готов поделиться своим опытом. Когда я учился в Чикаго, то принял для себя решение вернуться в Россию. Из-за этого у меня был конфликт с моими научными руководителями - Нобелевским лауреатом Гарри Беккером и Луиджи Зингалесом. Они оба настаивали, что у меня есть все данные стать профессором в одном из лучших американских вузов, и я не должен уезжать. Я их не послушал и в декабре 2006 г. (не закончив ещё обучение в Чикаго) вернулся в Москву. Я начал работать директором по инвестициям в «Промсвязькапитале», в том числе отвечал за медиа. Я стал членом советов директоров газет "Аргументы и факты", "Труд", "Эктра-М", позже мы также купили "Центр-плюс". Де-факто я был частью топ-менеджмента этих газет. Я прекрасно понимал, что моя работа в этих газетах, особенно в "АиФ", накладывает на меня некоторые ограничения. Например, я не мог писать колонок, критикующих линию партии и правительства. Я прекрасно знал, что все крупные сделки в медиа-бизнесе согласовывались в кабинете у Суркова. Дальше стало ещё хуже, был принят закон о стратегах, и куча наших активов была признана стратегическими. А это уже было согласование комиссией под председательством Путина. Я знал, что редакционная политика наших газет де-факто определяется не главными редакторами и даже не акционерами, а Алексеем Громовым. Я шел на эти компромиссы по нескольким причинам
1. Мне они тогда не казались страшными
2. Мне очень нравилась моя работа
3. Я думал, что мне осталось потерпеть чуть больше года, ведь в 2008 г. Путин должен был уйти, и я думал, что страна вернётся на демократический путь. В декабре 2007 г., когда Путин назначил Медведева преемником, я понял, что нынешний режим ещё как минимум на 12 лет до 2020 г.(4+8), ведь Медведев - он никакой и его роль просто греть кресло. Видя, как государство наступает на медиа и другие сектора бизнеса, я понял, что мне придется принимать на себя все больше компромиссов. Чтобы не рубить хвост любимой собаки по частям, я принял решение уехать из страны - в начале марта 2008 г. в Аргентину. Но моя ситуация нестандартна. Во-первых, у меня были накопления, чтобы обеспечить свою семью на всю оставшуюся жизнь. Во-вторых, у меня было образование, которое позволяло найти высокооплачиваемую работу в любой точке земного шара. Через год я нашел работу профессора в одной из ведущих мировых бизнес-школ.
(...продолжение ниже...)
Еще раз про ДЭГ
На самом деле мы все скатились в обсуждение мелких вопросов, но не замечаем огромного слона в комнате, наличие которого признали абсолютно все эксперты-защитники ДЭГ, а именно, Венедиктов и Костырко. Просто наличие одной этой проблемы делает дальнейшее обсуждение ДЭГ бессмысленным. Его результаты нужно отменять. Проблема заключается в том, что к системе блокчейна была присоединена абсолютно непрозрачная и неподконтрольная система для переголосования. Это то же самое, как вы строите бетонный забор высотой 6 метров вокруг вашего дома. Поверх забора протягиваете провода под напряжением. И ещё колючую проволку на случай, если отключат электричество. На этом бронебойном заборе вы на всякий случай оставляете деревянную калитку, которая даже на простую щеколду не закрывается. Понятно, что если у вас захотят что-то украсть, то украдут через эту калитку. Никто не будет ломиться через забор. Ровно так работает ДЭГ. Деревянная калитка - это система переголосования, которая находится вне системы блокчейна и над которой у внешних наблюдателей нет никакого контроля. Они не могут идентифицировать в блокчейне ни голоса, которые были изменены, ни сколько раз они были изменены и как. И вообще, нет никаких данных, которые позволяют проверить корректность применения алгоритмов к голосованию москвичей. Единственное доказательство корректности работы этой системы - это слово джентльмена, которое даёт Венедиктов. Стоит отметить, что он сам не разбирается ни в блокчейне, ни вообще технологиях, ни в статистике. Видимо, его слово базируется на его уверенности в том, что сотрудники мэрии - кристально честные люди, и они не могли украсть наши голоса ни при каких условиях. Данные показывают, что через систему переголосования прошли сотни тысяч голосов, что это была именно та калитка, через которую у нас украли выборы. Если мы никак не можем верифицировать и пересчитать сотни тысяч голосов, которые прошли через систему переголосования и которые были ключевыми для определения результатов по большинству одномандатных округов, то результаты ДЭГ нужно отменять. Просто на том основании, что их невозможно проверить и аутенфицировать. Более того, как мы сейчас видим, в процессе прохождения голосования были серьезные нарушения - вмешательство сотрудников ФСБ. Каким боком они относятся к проведению выборов, будут ли они использовать информацию о голосовании граждан в своих целях, мы не знаем. Зато знаем, что можно идентифицировать голос конкретного человека. Если человек переголосовал, система должна найти его старый голос, чтобы перезаписать. Значит, и ФСБ может получить доступ к голосу каждого гражданина. Наблюдатели к ключевым этапам голосования не были допущены. Невозможно в реальном времени сверить распечатанные бюллетени и блокчейн. Но ещё раз, самая главная проблема, которую уже все признали, что голоса тех, кто переголосовал, вообще нельзя никак проверить. А это сотни тысяч. Этого одного фактора достаточно, чтобы полностью отменить результаты ДЭГ по всей Москве.
Общество+2