Финикийская мифология

Последнее время я всё чаще стал наталкиваться на мысль о том, что мои любимые мифы и легенды древней Греции, которые я лет в десять знал почти наизусть благодаря замечательной одноимённой книжке Николая Альбертовича Куна (Коэна), и есть тот первоисточник, с которого началось внедрение в культуру (и умы) нужной финикийцам символики и идейности. «Возрождение» античности, тот самый Ренессанс, как теперь становится всё очевиднее, было на самом деле порой его создания. Сейчас я пока не готов выдавать на-гора умные выводы и прослеживать тонкие связи, скажем, между происхождением всего сущего от Хаоса, описанного ещё Гесиодом, и проектом «Операция Хаос», популярном среди американкой гэбни во второй половине XX века (и по сей день и не только в США). Для начала мне было просто интересно установить первоисточник. То есть, ответить на вопрос типа «Откуда Кун взял все эти сведения о мифах и легендах?». Вопрос простой, ответ сложный. Как правило, он и не нужен, поскольку мы привыкли обходить подобные «лишние» задачки стороной, ограничиваясь дежурными «как известно», «учёные утверждают» и т.п. Однако с некоторых пор я к своему любимому «Зачем?» частенько присовокупляю «Откуда?» в контексте «Откуда мы знаем то, что знаем?». И вот тут начинают обнаруживаться интересные вещи, причём вполне ожидаемые. Поиск истоков получился быстрым и простым. Страничка книжки Куна говорит прямо: Книга состоит из двух частей. Первая рассказывает о происхождении мира, отдельных богах и героях. В её основе лежат поэмы Гесиода «Теогония» и «Труды и дни». Вторая - посвящена древнегреческому эпосу, в её основе поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея». Это я к тому, если вы вдруг думали, будто для того, чтобы собрать воедино все мифы и легенды про греческую древность, нужно перекопать кучу всего. Нет, не нужно. Исходные тексты весьма ограничены и упираются в два извечных имени: Гесиод и Гомер. Ведь вы же знаете историю про то, как оба эти товарища участвовали в знаменитом состязании, устроенном в честь гибели царя Халкиды. Причём Гесиод у Гомера выиграл, поскольку прославлял земледелие, а не войны, что понравилось тогдашнему жюри в лице царя Панеда, которому суждено было войти в греческую пословицу как олицетворение слабоумия. Гомер, кстати, был единственным античным автором, которого я не прочитал в курсе античной литературы на первом курсе филфака МГУ. Зато с упоением прочитал всех остальных, о многих из которых до поступления туда даже не слышал. «Илиаду» и «Одиссея» я знал почти наизусть благодаря тому же Куну, мультикам и фильмам, а терять время на два толстенных фолианта, когда за отведённое короткое время нужно было прочитать раз в десять больше всего остального, не хотелось. Правда, уже тогда я стал задумываться над одним ещё более простым вопросом: каким образом наследие устного сказителя Гомера добралось до наших дней? Попробуйте передать из поколения в поколение на протяжении трех тысячелетий, скажем «Евгения Онегина» только раз в сорок длиннее и на языке, которым давным-давно никто уже не пользуется. Как-то, согласитесь, странно, не правда ли? Поэтому вопрос «Откуда?» (на который мы выше благополучно ответили) плавно уступает место вопросу «Как?». Действуем проверенным способом и вводим в Гугл запрос «рукописи Гесиода». Первая же ссылка выдачи ведёт нас ко вполне красноречиво объясняющей суть происходящего статье из комментариев к русскому изданию, которую я процитирую, выделяя самолично некоторые слова и обороты. Просто почитайте: Текст Гесиода представлен в настоящее время тремя видами источников. Во-первых, это средневековые рукописи (Обращаем внимание на «средневековые» и «рукописи»), в которых сохранились обе его подлинные поэмы («Теогония» и «Труды и Дни»), а также приписанный Гесиоду «Щит Геракла» (Слово «приписанный» всегда радует, поскольку подтверждает, что приписать можно что угодно кому угодно, если кому-то это нужно). Число рукописных книг, содержащих какое-либо из этих сочинений, может превышать две с половиной сотни (например, для «Трудов и Дней»), но для издателей представляют интерес, как правило, около 30 или несколько меньше наилучших рукописей, составленных от X в. до конца XV в., (Иначе говоря, через 1500-2000 лет после смерти автора) когда начали выходить первые печатные издания древних классиков («инкунабулы») в венецианской типографии Альда Мануция (так называемые «альдины», приравниваемые к рукописям, поскольку образец, с которого они печатались, мог быть утерян). (Здесь я позволю себе дать ссылку на статью про инкунабулы, из которой становится ясным, что учёные до сих пор понятия не имеют, когда книгопечатание началось и что им вообще стоит называть. Потому что если отбросить мифические «книги» Китая – вместе с чугунным компасом, самолётами, подводными лодками и ракетами - в дописьменную эпоху, то в Европе книгопечатание официально стартовало именно в XV веке. При этом само понятие «инкубула» появилось только в середине XVII века. Кроме меня, похоже, это никого не смущает). Так как средневековые рукописи отделены примерно полутора тысячами лет от создания произведений, то в них легко (Вы даже не представляете, как легко. Настолько легко, что проще написать что-нибудь новое, не правда ли?) могли вкрасться искажения, пропуски, вставки и т. п.— определение надежности того или иного экземпляра, исправление ошибок, сличение рукописей и выбор наиболее вероятных чтений являлось задачей многих поколений филологов (Особенно, если кто-то за это исправно платит зарплату, то можно сличать веками), начиная от представителей поздней византийской науки и кончая исследователями наших дней. Другую группу текстов составляют отрывки из сочинений, включенные в виде цитат в произведения более поздних (Которые знакомы уже не только с «оригиналами», но и со шлейфом всей сопроводительной литературы) авторов. При этом и сами поздние авторы представлены обычно отнюдь не одной рукописью, и по отношению к сохраненным ими цитатам возникают те же вопросы, что и к дошедшим полностью произведениям: подлинность, полнота, надежность. (Вот мы и говорим о хаосе, который помогает при желании создать необходимый «порядок»). Установлением наиболее удовлетворительного текста занимается наука, которая в наше время называется текстологией (она продолжает оставаться актуальной и для писателей нового времени, когда одно произведение имеет разночтения в разных изданиях или в их авторской правке, в черновиках и беловиках и т.д.), а по отношению к древним принят термин «критика текста». Разумеется, оценить ее успешность удается, только читая античных поэтов в подлинниках (Которые, как мы только что видели, появились совсем недавно, в средневековье, т.е. в XVI-XVII вв.), но важнейшие результаты, насколько возможно, находят отражение в русских переводах и в комментариях к ним. Обширную группу цитат составляют, к сожалению, короткие выписки, приводимые каким-нибудь поздним историком или географом для подтверждения сообщаемых им сведений (То есть, если что-то важное нужно было подтвердить вчера, придумывается «выписка» из «древнего» произведения, и этому все должны верить сегодня. Так, кстати, из позднего авантюрно-развлекательной сказки средневековья появилась вся «история» Александра Македонского. Если вы не поленитесь почитать концовку статьи в Википедии, то узнаете, что «основным источником информации о царе Македонии стал «Роман об Александре» в разных вариациях, одна из самых популярных книг для своей эпохи. Этот роман и разнообразные произведения, созданные на его основе, были наполнены фантастическими историями о том, как заглавный герой путешествует по миру, спускается на дно моря, летает по небу, встречается с мудрецами и слушает их рассказы». Конец цитаты.), либо автором риторического сочинения — в целях эстетической оценки, или поздним грамматиком — ради редкой или необычной лексической или грамматической формы. Поэтому в разделе фрагментов читатель встретит так много коротких или однострочных текстов. (В научных изданиях Гесиода фиксируется обычно и каждое отдельное слово, обнаруженное у поздних компиляторов, но перевод их на русский язык не лишен смысла только в контексте самих компиляторов, который здесь и приводится.) Наконец, с середины прошлого века стали появляться, а в нашем столетии (А то когда же! Разумеется, XIX век усилиями французов стал ключевой вехой в финикийской археологии, а век XX благодаря безплатному иезуитскому образованию, кинематографу и телевидению вбил последний гвоздь в «правильное понимание истории») хлынули обильным потоком папирусные публикации античных текстов, найденных главным образом в эллинистическо-римском Египте (Что никого не должно смущать, потому что если можно назвать Египет «эллинистическо-римским», то при желании можно назвать Рим «турецко-египетским» или Афины – «китайско-канадскими»), где сухие пески способствовали сохранению папирусных списков или их обрывков в течение многих столетий. (Начинается!) Как правило, это были экземпляры сочинений античных авторов, использованные с оборотной стороны листа для каких-нибудь хозяйственных записей, документов и т.п. или просто выброшенные за ненадобностью. (Теперь мы с вами точно знаем, как сохранить рукописи на века! Скажем, если вы хотите, чтобы ваш драгоценный диплом о высшем образовании прочитали через 1000 лет, вы должны на нём что-нибудь написать, завернуть в него бутерброд, поехать в Египет и выбросить беднягу где-нибудь возле пирамид в песок – потомки с приросшими к челюстям намордниками обязательно его найдут, отряхнут и издадут). В новое время эти тексты из папирусных свалок (Феерическая идея, но чем фееричнее, тем достовернее, верно?) разошлись по собраниям всего света, и папирология стала наукой, которой и историки и филологи обязаны неисчислимым множеством нового материала (А то!) из всех областей общественной и культурной жизни античного мира на протяжении доброй тысячи лет: от IV в. до н.э. вплоть до VI—VII вв. н.э. (То есть всё-таки не из хаоса к порядку, а прямо так, со свалки). Что касается литературы, то папирусные тексты древних авторов восходят чаще всего к изданиям, вышедшим в III—II вв. из стен александрийской филологической школы (Секундочку, уважаемые, какие такие «издания» до нашей эры? Ведь когда пишут III-II, то подразумевают обратное исчисление. Вероятно, учёные в этом пассаже подразумевают Александрийскую библиотеку, которая замечательным образом сгорела, так что сегодня её хранилищам можно приписывать любую литературу, включая «Властелина Колец» или «Как закалялась сталь». Поди, проверь). Впоследствии эти собрания сочинений почти всех древнегреческих классиков переписывались целиком (Это замечательно – сперва издавались, потом переписывались!) или в выборках и в специальных мастерских по изготовлению папирусных изданий, и в школах, и образованными людьми для домашних библиотек. Папирусным находкам обязана современная наука большими отрывками из «Каталога женщин» (или в переводе О. Цыбенко — «Перечня женщин») автором которого в древности считали Гесиода. (Тема «каталогизирования» проституток и их услуг стала популярной как раз в викторианской Англии и тогдашней Франции). При этом надо иметь в виду, что папирусы — материал очень специфический и неравноценный. Достаточно часто папирологи имеют дело с обрывками, которые сначала, исходя из направления волокон в материале и смысловой связи текста, надо расположить в порядке, делающем их доступными если не для чтения, то хотя бы для понимания (Когнитивный диссонанс во всей красе! Давайте понимать, не читая). Иногда отрывки из одной и той же или двух родственных рукописей обнаруживаются (Каким образом? Рытьём в египетских свалках?) с интервалом в 30-40 лет. Нередко папирусный текст представляет собой полосу, в которой читается только начало, или середина, или конец колонки, и по ним надо хотя бы предположительно восстановить ход мысли автора. Из сказанного ясны три основные особенности переводов папирусных текстов: либо в них остается много пропусков, когда ни один филолог не берется (То есть в других случаях всё-таки берётся?) заменить собой античного поэта с его образом художественного мышления; либо какие-то части произведения переводятся по общему смыслу, если он достаточно ясен. В первом случае пропуски обозначаются отточиями (которые по маргинальной нумерации в нашем собрании условно принимаются обычно за один стих), во втором — дополненные части текста помещаются в квадратные скобки или выделяются курсивом. Переводы «Теогонии» и «Трудов и Дней», выполненные В.В.Вересаевым в начале прошлого века, не всегда отвечают состоянию текста Гесиода, достигнутому в наше время. Поэтому стихи, вызывающие у современных исследователей сомнения, заключаются в тексте в квадратные скобки. С другой стороны, Вересаев нередко постулировал лакуны там, где они не выявляются новейшими издателями. В таких случаях, где перевод это позволяет, лакуны не обозначаются; в других случаях отмечаются отточиями. Да, друзья, таково состояние современной филологической мысли. Грустно и тоскливо. Но нельзя отчаиваться. Поскольку никто авторов за язык не тянул, они нам всё откровенно рассказали, а в нашей воле был понять их буквально или критично, что мы с вами и сделали, обнаружив немало забавностей и нестыковок. Которые позволяют мне показать вам вот это издание: