К ДАТЕ
(30 лет назад, 26 декабря 1991 года, прекратил свое существование СССР - государство в котором мы родились)
ЦВЕТНЫЕ ВОСЬМИДЕСЯТЫЕ - ПРОЩАЙ, СССР!
IV - ПИОНЕРСКАЯ ПРАКТИКА, РУССКИЙ РОК - КАК СИМВОЛ ПЕРЕМЕН
Тогда мы не считали это явлением исключительным, скорее ещё одним тоном на общей палитре перемен. Миша Юхнин – замечательный музыкант из Эжвинского района города Сыктывкар, приобщил незаметно и непринуждённо к этому явлению. Явлению, которое ещё не раскрыто до конца и ждёт своих исследователей. Очередной культурный феномен России, который можно сравнить, разве что, с серебряным веком русской поэзии, русским авангардом начала прошлого века.
Наше знакомство с Михаилом состоялось во время пионерской практики… Пионерская практика...
Начну с того, как мы с Сашей Митрошиным, соседом по комнате в общаге, не самые активные комсомольцы, оказались в самом престижном, из предложенных горкомом комсомола месте Союза – полуострове Крым.
Пройти пионерскую практику нам с Саней предложили или в лагере «Тимуровец» в Выльгорте, или нигде. В «Тимуровце» мне посчастливилось побывать октябрёнком, где мы с будущим одноклассником Серёгой Хозяиновым, тогда ещё жителем Мохчи, если и не одичали окончательно, то прошли настоящую «школу жизни». По внутренним ощущениям могу сравнить её, разве что, только с Гайжунайской учебкой советской армии. Вожатых у нас не было, видимо, оказался не сезон, а воспитатели появлялись, в лучшем случае, раз в три дня. К голоду привыкнуть было невозможно, но смириться пришлось. Через лазейки в заборе мы убегали в лес, где подкреплялись ещё недозревшими ягодами, отчего, чаще обычного, кормили комаров в сарае, приспособленном под туалет, где на шатком помосте было восемь полуметровых отверстий, в которые ежедневно проваливались один-два пионера.
Но всё заканчивается, подошла к концу и наша смена. Я не бежал, летел к забору, за которым меня ожидал папа, чтобы забрать меня, наконец… «Игорёк», - он сделал паузу, предвосхищая мою радость – «Мы продлили путёвку и оставляем тебя в лагере ещё на одну смену…». Когда брёл обратно, впервые осознал всю бренность бытия. Смирился с мыслью, что мне отсюда не выбраться и то, что со мной происходит, весь этот «сюр» - наказание впрок за проступки, что ещё совершу в будущем.
Этот «экскурс в историю» был необходим, чтобы если не оправдать, то объяснить наш с Митрошиным, по большей части мой, проступок, за который, с уверенностью заявляю, пионерская организация меня уже наказала. Итак, в «Тимуровце» я не хотел оказаться больше никогда, ни в качестве пионера, ни вожатого, ни дегустатора десерта.
На одной из перемен мы с Александром, рассуждая о превратностях судьбы вымерших собратьев - позвоночных, чьё развитие или недоразвитие прервала эволюция других, более приспособленных видов, проходили мимо открытой двери кабинета секретаря комитета комсомола института. Безносиков, видимо, ненадолго выбежал по срочным делам и поэтому, только поэтому, оставил дверь открытой. Да, я вошёл! Да, прикрыл дверь и оставил Митрошина на «шухере»! Дверь приоткрылась, и голова Санька с вытаращенным глазами зашипела: «Ты что так долго возишься, идёт…». За доли секунды я оказался за дверью. Тут же из-за угла выбежал секретарь…
Приблизительно через месяц, во время перемены в аудиторию «заглянул» главный комсомолец. Торжественно огласив фамилии активистов, выбранных для прохождения вожатской практики в Керчи, тут же помчался к «физматовцам», с этой же миссией. Сокурсники даже удивиться не успели.
«Ребята, вот ваши места!», - прокричала горластая проводница, указав на «боковушки» и ещё одно место напротив. «Нас всего двое», - ответил ей Саня, но тут же осёкся, потому как та, прервав его на полуслове, снова, как глухим, срываясь на фальцет, добавила: «Вот список. Трое – Колесов, Митрошин, Юхнин». В вагон вбежал светловолосый паренёк, спортивного сложения, с обезоруживающей улыбкой, и протянул руку: «Миша».
Миша Юхнин… Человек, от которого исходила такая энергетика со знаком плюс, что уже через несколько минут казалось, что мы знакомы долгие годы. Миша после армии восстанавливался на второй курс физмата, а пока летний период, его по какому-то блату, назначили плавруком в пионерский лагерь в Керчи. Он то и предложил нам, в перерывах между беседами, приёмом пищи и сном, музыкальные паузы - записи советских рок-групп.
…«…Я сажаю алюминиевые огурцы, а-а, на брезентовом поле…», - первое, что я услышал из динамика, затасканного «кассетника». И первая же мысль: «Как жаль, что не смогу разделить с Юхниным его восторга и поддержать разговор на тему». Но это была «первая» мысль. «Алюминиевые огурцы» преследовали меня весь день, вечер...
Уже засыпая, я слышал «затихающее» – «…а-а на брезентовом…». Всю ночь мне снилось поле цвета хаки, овощи на котором, причём не только те, что доминировали в песне, а все что росли, были металлические. Солдаты в парадной форме, синхронно наклоняясь и выпрямляясь, складывали их в ящики для гранат…
Ранним утром, когда летнее солнце средней полосы России наполнило солнечными зайцами все отражающие свет поверхности вагона, первое, что пронеслось в сознании, правильно – «Я сажаю алюминиевые огурцы…». Так с этими огурцами я созерцал степные пейзажи красавицы Украины, Крым, море… Однако Юхнин решил окончательно разуверить нас в возможности постичь феномен русского рока,и за несколько часов до станции «Керчь» поставил кассету с песнями Гребенщикова.
Если воркутинцам я благодарен за погружение в удивительный мир классического рока, то Юхнину за настойчивое, но, как бы ни противоречиво звучало, ненавязчивое знакомство – погружение в величайшее явление русской культуры – отечественную рок-музыку. Назвать это явление протестным, значит сузить, упростить его значение, а это был феномен, пример очередного прорыва русской культуры. Группы, «Алиса», «Аквариум», «Ария», «Воскресенье», «Кино», «ДДТ», «Наутилус Пампилиус», «Альфа», «Карнавал», «Звуки Му», «Зоопарк», «Автограф» и уже тогда патриархи – «Машина времени»… - эфир нашей молодости, её смысловое наполнение и авангард перемен.
За смену, а с дорогой это почти пять недель, мы многократно прослушали альбомы каждой из этих групп, «сборники». Прониклись, знали наизусть «Скованные одной цепью», «Мы ждём перемен», «Снег», «В моей душе осадок зла…», «Родина», «Моё поколение»… Стали поклонниками каждого из вышеперечисленных коллективов русского рока как явления, выразителя и резонатора наших чувств, надежд на перемены, нашего протеста…
По всей стране, в каждом провинциальном городке, талантливые музыканты пытались искать собственное «звучание». Зачастую, это было подражание кумирам, которое тоже оживляло и подпитывало рок - культуру. Миша играл в составе сыктывкарской группы «Герда». В неё входили два моих сокурсника - Игорь Безносов и Олег Изъюров. Они были и остаются замечательными, талантливыми музыкантами, ищущими свои тексты, своё настроение, свой почерк.
На наших глазах, с ускорением, стало меняться отечественное телевидение. Осенью 1987 года на первом канале впервые вышла в эфир программа - «Взгляд», в совершенно новом для отечественного ТВ формате…
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
Игорь Колесов
(Сыктывкар, сентябрь 1987 года, с сокурсницами Ирой Козловой и Мариной Поздеевой (в центре), после возвращения с пионерской практики, в ботсаду нашего факультета)