Насилие играет настолько важную роль в обществе, что его можно понимать как метафору всей культуры. Согласно теории «естественного права» государство возникает как способ решения проблемы насилия путем отчуждения права на него у индивида. Формирующееся в результате этой процедуры легитимное насилие государственных институтов — уже власть (так различает власть и насилие Ханна Арендт). Подобным образом работает социальный институт церкви. Церковная мораль определяет пределы разрешимого для человека в категориях добра и зла. Направленность на социальные отношения делает насилие инструментом, постепенно насилие становится все более технологичным, так повышается его эффективность. Психоанализ в любом виде насилия признает наличие сексуального подтекста. Агрессор, высвобождая подавленное запретами либидо, получает удовольствие от возможности контролировать и обладать. По степени наслаждения от чувства удовлетворения сексуального желания с ним сравнимо… визуальное удовольствие. Право смотреть равноценно сексуальному доминированию. Мишель Фуко в «Надзирать и наказывать» описал техники принуждения к смотрению в социальных практиках, например в таких как публичная казнь. Эти техники можно обнаружить в любом виде искусства, но наиболее характерными они оказываются для кино. Визуальные искусства и публичную казнь объединяет наличие зрителя — того, кто смотрит извне. Художник делегирует зрителю право смотреть, делает его субъектом видения и предлагает испытать то наслаждение, которое испытал он в процессе работы над произведением. Представьте себе кино Роберта Родригеса, способного соединить в одном фильме стиль боевиков категории B, католицизм и женскую сексуальность. Теперь вспомните главного эстета насилия в американском кино, его друга Квентина Тарантино. Осталось представить последнего в фильме по собственному сценарию и перед вами возникнет картина «От заката до Рассвета», собравшая все упомянутые выше аспекты насилия в единый калейдоскоп кино-аттракционов. Это кино о двух братьях-преступниках, одному из которых сложно контролировать свои желания, а другому хочется остаться человеком и придерживаться принципов. Герои отправляются в путешествие к границе, пока жанр виртуозно балансирует между роуд-муви, притчей и хоррором. Тарантино на роль психопата взят не случайно, это своеобразная роль-камео. Подобно тому как Ричи Геко в его исполнении не может подавить свою потребность обладать и/или умерщвлять, сам режиссер реализует её в процессе написания сценария, управления актерской игрой и выстраивания мизансцены — все в его историях складно организовано, послушно и, в конечном счете, на это приятно смотреть. Желание денег, власти и удовольствия смешиваются в сладострастный коктейль, доступ к которому увековечен правой стопой танцующей Сальмы Хайек во рту у главного американского постмодерниста. По задумке Родригеса эротичная танцовщица оказывается одной из вампиров. То, чего вожделел Ричи, оказалось тем, чего он боится и тем, чем он станет после укуса. Родригес очень любит тестировать продвинутые технологии в своем кино. Высокохудожественные гиперстилизированные чудовищные звери-вампиры из бара — тот самый спецэффект, который окончательно порабощает смотрящего, завораживая его своей нереальностью. Зритель оказывается под властью технологии, а механизм борьбы сил запускается вновь, подсвечиваясь на экране метафорой борьбы добра и зла, мистического и рационального, аморального и святого.