Последние две лекции будут на тему критики метанарративов и возможности нарратива вообще. Американский постмодернизм на мой взгляд обычно склоняется к игривому разговору об абсурде, а европейский постмодернизм чаще констатирует кризис смыслов в суховатой критической манере.
Как мог бы выглядеть американский герой бессмысленного времени? Историю об инфантильном расслабленном добром парне, который живет на социальное пособие и не может выпустить из рук грудь с материнским молоком, то есть с алкогольным коктейлем на сливках, сняли более 20 лет назад, но поставленный в ней вопрос об абсурдности и бессмысленности ценностей современного мира сегодня еще более актуален.
Культовой картине братьев Коэнов «Большой Лебовски» посвящено так много исследований, что для них даже появился термин Lebowski Studies. Чтобы оценить весь объем поднимаемых тем в фильме, было бы правильно предварительно поговорить про идеологию, нигилизм, феминизм, пацифизм, милитаризм, патриотизм и еще не сколько «измов», которые безжалостно критикуют режиссеры.
Тем не менее предыдущие лекции уже отчасти подготовили почву к разговору о приемах в искусстве постмодернизма, которые позволяют осуществлять культурную критику. Эти приемы — игра с нарративом, открытая цитатность, ирония. Все они и в первую очередь открытая цитатность, создают многослойное смешанное повествование.
Мультикультурность, которая в первую очередь является признаком западной культуры, создает ситуацию, когда в одном доме в соседних квартирах могут жить неонацист и еврей с родителями, пережившими опыт концлагеря. Оба они могут любить похожую музыку или быть поклонниками одной марки компьютеров и вообще хотеть от жизни успеха и реализации в близких категориях. Различие в принципиальных для них взглядах окажется несущественным с точки зрения их жизни в целом. Так в современной повседневности обнаруживается абсурдность различных идеологий, их мнимость.
Многие философы культуры постмодерна описывают этот феномен инфляции ценности и обесценивания жизни, но я в первую очередь предлагаю вспомнить экзистенциалистов. Например Сартра, с его утверждением одиночества как источника понимания сути индивидуальной свободы. Или Камю, для которого внутренняя свобода в принципе возможна только на основе принятия абсурдности бытия и отсутствия смысла жизни. Это та сторона абсурда, которая касается внутренней жизни личности.
Если же обратиться к тем ценностям и мечтам, которыми живет человек в культуре постмодерна, то на поверку они окажутся продуктами потребления, частью маркетинговых или журналистских стратегий, например. Тут нельзя не вспомнить Бодрийяра, он описал постмодернистскую современность в категориях симулякров и гиперреальности. В гиперреальности уже нет отчетливой строгой иерархии классов, это метаклассовая форма, содержащая внутри себя множество противоречий, в ней различие между реальным и воображаемым, желаемым оказывается стерто, она оказывается мифом или симулякром, то есть чем-то, в чем отсутствует содержание. Хороший пример – репрезентация наших жизней в социальных сетях, распространённое явление, когда аккаунт — это один человек, с одной жизнью, а в реальности человек совершенно другой. В этом смысле современная жизнь оказывается подделкой, пустышкой, поскольку она теряет свой смысл ради репрезентации, моды, денег, тенденций, попытки создать впечатление. Например, впечатление мощной державы.
У Коэнов в «Большом Лебовски» такое масштабное событие как война в Ираке выглядит как шутка, как случайная реклама в телевизоре, это что-то далекое, виртуальное, безопасное как выдающий тапочки для боулинга Саддам Хусейн. И если уж война становится всего лишь любопытным эмоциональным фоном, то что говорить про нигилизм, феминизм, пацифизм и патриотизм. «Измы» теряют свой смысл, а индивиду надо как-то дальше жить. Тут начинает приобретать вес мысль о лени. Если все лишено смысла, то гедонизм (у Аристиппа, а не Эпикура, то есть чувственные, а не интеллектуальные наслаждения) или номадизм, как способность адаптироваться и менять свои ценностные установки в зависимости от ситуации уже выглядят не слабостью, но силой и благом. Поэтому расслабленный и немного ленивый Чувак остается героем – инфантильным, социально несостоявшимся и свободным от любых предрассудков.
#Кино и постмодерн