Лекарство от войны
Часть вторая
Глава двадцать восьмая
Правда
Глава двадцать восьмая Правда
Созвонившись с ветераном-танкистом и представившись ему так, как советовала Наташа, Николай Иванович назначил ему встречу. Тот охотно согласился. Сразу после телефонного звонка, Николай Иванович, будучи до конца уверен в том, что ни одна из женщин, будь она хоть семи пядей во лбу, не способна понять специфику мужских разговоров, зашел в магазин и купил бутылку водки. Встретившись у станции метро, два ветерана обменялись рукопожатиями и стали думать, куда им пойти. - Пошли ко мне, Антон, - предложил ветерану-танкисту Николай Иванович. - А твоя жена – нас не того? – спросил Антон. - Нет у меня жены, - ответил ему Николай Иванович. - Тогда, пошли, - согласился Антон. Еще по дороге два ветерана успели выяснить, что дислокация их боевых соединений во время войны исключала возможность их случайных встреч. Переступив порог квартиры, Антон попросил у Николая Ивановича разрешение сходить в туалет. - Бумага на сливном бычке, - сказал ему Николай Иванович. – Я не особо хочу. Просто хочется посидеть по-человечески. В общаге спокойно не посидишь и смрад там в сортире такой, как в старом танке после десятого выстрела, - заходя в туалет, сказал Антон. Пока Антон был в туалете, Николай Иванович успел собрать на стол кое-что из еды и налить в два стакана водки. - Руки вымыл? – спросил он у Антона, когда тот, покинув туалет, зашел в комнату. - Зачем их мыть, - сказал Антон. - Я ведь просто так посидел. Тянет меня в последнее время на одиночество. Так как стул в комнате Николая Ивановича был только один, его гость присел на диван. - Выпьешь? – спросил его Николай Иванович. - Нет! - замахал он руками. – У меня опять крыша может поехать! - Тогда я тоже не буду, - сказал Николай Иванович. – Спроси меня - почему я в общаге живу? – попросил его Антон. – Почему? – спросил Николай Иванович. - Потому что жена меня из квартиры выгнала. Я стекла целого в её квартире не оставил. Сына своего по щекам отхлестал, компьютер в щепки разнес и жене от меня тоже досталось. Десять суток на нарах отвалялся за это. - Пьяный был? - Да нет, тут совсем другое, - сказал Антон. - Какое? - Я возьму огурец? - Возьми. - Стояли мы однажды в лесополосе, - откусив половину свежего огурца, приступил к своему рассказу Антон. - Ротой или батальоном? – спросил Николай Иванович. - Ты еще скажи – армией! – ухмыльнулся Антон. – Тремя танками стояли. И с утра получали приказ поддержать атаку стрелковой роты огнем. Короче говоря, выдвинуться на прямую наводку и ударить по вражеским землянкам и блиндажам. Завелись. Поехали. Их радиолокаторы вычислили наши три танка на раз-два. Это мы поняли, когда их артиллерия с закрытых огневых позиций начала по нам лупить. Один наш танк задымил. Вижу, что по ходу нашего движения стоит одинокий домик. Рядом с ним сарай и банька. Заборчик вокруг. Одним словом, хуторок в степи. Сходу принимаю решение использовать этот отдельно стоящий домик в качестве маски, чтобы на экране их локатора мой танк с этим домиком слился в одно пятно. Но за их локатором тоже не дураки сидели. Решили, видимо, сперва домик этот к чертям собачьим разнести, а потом и до нашего танка добраться. Домик этот они по бревну разобрали своим выстрелом, а потом, то ли снаряды у них закончились, то ли наши артиллеристы их батарею подавили - не знаю, но прилеты прекратились. Перекрестился я и дал команду водителю продолжить движение. Выкатились мы на прямую наводку, подняли на воздух парочку вражеских блиндажей вместе с людьми и назад в лесополосу от греха подальше поехали. Проезжаем, значит, мимо этого разрушенного взрывом домика. И чёрт меня дернул остановиться. Думал живностью какой убитой разжиться. Свиньей или теленком. Подхожу я к этим развалинам, а прямо на меня с земли убитая баба смотрит. Рядом с ней пацан мертвый лежит. Лица у обоих чистые, а все тела сплошь осколками посечены. Так у меня сердце, помню, защемило. Главное, что пацан этот убитый лицом на моего семилетнего сына похож. И возраст у него подходящий. Что же ты, сволочь, думаю делаешь? Женщиной с пацаном от смерти решил прикрыться! Это я про себя самого так подумал. - Успокойся, - видя возбужденное состояние своего гостя, сказала ему Николай Иванович. – Ведь не своим же снарядом ты их убил. - Только этим я и смог себя через месяц кое-как успокоить. Потом, вроде бы, забыл. Сейчас на войне гражданских лиц в десять больше гибнет, чем солдат. Двумя мирными жителями больше, двумя меньше. Провоевал я ещё год. Демобилизовался. Вернулся к семье. Три месяца назад моя жена купила нашему десятилетнему сыну компьютер. Мой сын скачал где-то игру про танки. Как он начнёт в неё играть, так у меня внутри всё ходуном ходить начинает. Прошу сына – не играй ты в эти свои танки, но он меня не слышит. Орет радостно. Доволен, что из своего танка в другой танк или в дом жилой попал. В воскресенье дело было. С утра я в рюмочной отметился. Принял на грудь сто грамм водки. Домой вернулся, а сын мой опять за компьютером сидит. В танки играет. Меня зовет на его игру посмотреть. Я как увидел, что он из своего танкового орудия в деревянный дом попал, так меня тут и переклинило. Сам не свой стал. Пацану своему звонких пощечин надавал, компьютер его разбил и жене синяков наставил. Про обстановку в квартире молчу. Выволокли меня из квартиры трое полицейских и в кутузку затолкали. Утром отвезли на суд. Судья мне назначила десять суток ареста. Ой! - закрыв лицо ладонями, тяжело простонал Антон. - Выпей, - пересев на диван и протягивая ему стакан с водкой, сказал Николай Иванович. - Давай, - беря в руку стакан, сказал Антон. - Выпей второй и ложись, - принимая из руки Антона пустой стакан и подавая ему полный, сказал Николай Иванович. – Закусить не предлагаю. Знаю – не будешь. - В туалете твоем хочу закрыться! - выпив второй стакан водки, громко произнес Антон. - Тебя и в комнате никто не тронет, - сказал ему Николай Иванович. - Лучше усни. И ничего не бойся. Я рядом с тобой посижу. Через полчаса, допив остатки водки, Антон уснул. Николай Иванович пересел с дивана на стул. На тот самый стул, на котором полтора месяца назад всю ночь просидела Наташа. В ту ночь Николая Ивановича сильно донимали страхи, ощущение пустоты жизни, гнев и стыд.