А как к ним относиться? Есть несколько бесспорных фактов, которые нужно учитывать при прочтении этих мемуаров:
- Время создания. Эти мемуары написаны спустя десятилетия после войны и опубликованы в 2005-2007 гг. Так что даже дату точного написания мы установить не можем. У меня есть сильные сомнения, что тот же Н. Никулин написал своё произведение в 1975 г. Потому как рукопись своего произведения он послал В. Быкову в 1996 г. Думаю, что и написал он это произведение в нач. 90-х, или скорее "переписал". Рабичев же сам признавался, что "пишу эту книгу через 60 лет после войны" (1945+60=2005).
- Разное отношение авторов к своим произведениям. Никулин в предисловии пытается выдать свою работу за документалистику, исторический документ ("Если все же у рукописи найдется читатель, пусть он воспринимает ее не как литературное произведение или исторический труд, а как документ, как свидетельство очевидца.")
Рабичев же признаёт, что это его собственный, личный взгляд на войну ("… не всегда и не обязательно последовательно, не все могу понять, ничего не могу оправдать, иногда догадки, иногда прозрения, вряд ли это объективная картина войны, это только то, что попадало в поле моего зрения,") - Отношение авторов к войне и воюющим сторонам. Оно - резко отрицательное. Война воспринимается авторами как нагромождение ужасов и преступлений, солдаты с обеих сторон преступники, даже не преступники - выродки. Они мародерствуют, насилуют, расстреливают друг друга, идут в бессмысленные атаки и проч. Ничего, абсолютно ничего хорошего не происходит и не может происходить на войне. Ясно, что авторы получили на войне страшную психическую травму, она их давила и мучила возможно даже бОльшую часть жизни. Поскольку реальность нигде, даже в концлагере или ссылке не состоит из одной только черноты. А у авторов - состоит. Они - так видят. При этом Рабичев менее пессимистичен, видно, что его мемуары частично подвергались "самоцензуре", скажем так.
- Противоречие с другими мемуаристами. Существует огромный корпус мемуаров, изданных еще в советское время. Можно аргументировать, что это были "отредактированные свидетельства", проблема заключается в том, что отрицательные стороны войны в мемуарах, произведениях фронтовых писателей и т.п. - содержаться в избытке. Но произведения данных двух авторов выделяются даже на фоне "лейтенантской прозы" или такого произведения как "У войны не женское лицо" С. Алексиевич. Выделяются тем, как и каким образом описываются ужасы войны - как серая, угрюмая и кровавая обыденность, перемежаемая авторскими вставками-размышлениями о природе войны.
- Пристрастность авторов. Ну тут даже не надо подвергать текст строгому анализу, чтобы выделить, в чём именно, в каких своих рассуждениях оба автора едины. Они ненавидят коммунизм, большевизм, Сталина и РККА. Вопрос лишь в том, когда появилась эта ненависть? Когда они воевали? Но нельзя воевать, при этом страстно ненавидя тех, кто тебе приказывает. С таким настроением можно либо бороться за мир и против войны, при этом дезертировав, либо бороться с оружием в руках против своей страны. Всё. Можно фантазировать о том, когда появилась эта ненависть и чем она была вызвана - истинами ХХ съезда, диссидентскими кругами 60-70х, перестройкой и проч. Но бесспорно, что она возникла не тогда, не во время войны.
- Критика историков . Оба мемуариста подвергались критике такими историками как О.В. Будницкий, Е.С. Сенявская, В.Н. Андреев (в отношении Рабичева) и А.А. Ермичев, А. Б. Гуркин (в отношении Никулина). Историки отмечали несоответствие рассказанному авторами в мемуарах жизненного пути и документов, попытки перенести свой личный опыт войны на действия военачальников и государств и др. В общем и целом, можно сказать ,что мемуары подверглись заслуженной критике, я думаю, их надо воспринимать не как "окопную правду", а как личное свидетельство этих людей о войне.
Закончить мне бы хотелось словами одного из мемуаристов (Никулина), который в конце не выдержал и отчасти отрекся от написанного в начале (про "документ"): "В этой рукописи я решал всего лишь личные проблемы. Вернувшись с войны израненный, контуженный и подавленный, я не смог сразу с этим справиться. В те времена не было понятия «вьетнамский синдром» или «афганский синдром» и нас не лечили психологи. Каждый спасался, как мог[…]Я спасался работой и работой, но когда страшные сны не давали мне жить, пытался отделаться от них, выливая невыносимую сердечную боль на бумагу. Конечно, мои записки в какой-то мере являются исповедью очень сильно испугавшегося мальчишки…"